Но знаю, что предупреждаю напрасно. Такая уж у меня старшая племянница — все выцыганит у матери. И откуда это — в нашем роду вроде не было. Может, отпечаток профессии — она в торговле работает. Кооперативная квартира, всего в ней хватает, а Верка тащит и тащит. Муж — видел я его всего один раз — был наладчиком пианино, так она его погнала на автобус — зарабатывай, мол, деньги.
— А Василий где?
— Спит. Ждал-ждал тебя, чекушку уговорил и улегся. Он слабый стал, Валер, на водку. Стареет.
Спит и ладно. А то бы сейчас: "Давай разливай! Не хочешь со мной, да, зазнался!" Шум, гром, пьяные пустые разговоры. Сколько помнил Василия, трезвым не видел его ни разу. И иногда думаю — какие же силы потратила Зина, живя с ним, чтобы дом вести, дочек на ноги поставить. Да и мне, в нищей моей юности, чем могла помогала.
— Куда сейчас? — спрашивает сестра. Знает, что в столице я бываю или по делам, или проездом.
— В Чебоксары, там у нас семинар.
— От Павлово это далеко?
— Кажется, нет. Аленка, а ну-ка, дай географический атлас.
По карте выходит километров двести.
— А зачем тебе Павлово?
Сестра задумывается. Потом говорит:
— А ты знаешь, что в Павлово наш дядя живет?
Сказанное не сразу доходит до меня.
— Что еще за дядя?
— Дядя Коля, родной брат матери.
Вот те раз!
— А… почему же я о нем никогда не слышал?
— Да так… Как уехал он в сорок девятом, так и порвалось все.
— А откуда ты знаешь, что он в Павлово? — что-то, кажется мне, недоговаривает сестра.
— Он тете Марусе пишет.
Я молчу, соображаю. День заезда на семинар — понедельник. Сегодня пятница. На дворе осень — с билетами проблем не должно быть.
— Билет я тебе на завтра на пять взяла, — читает мои мысли сестра. Я не удивляюсь, слишком хорошо она меня знает. — До Горького, а там час автобусом.
Признаться, планы у меня на эти дни были другими. Повидать друзей, походить по магазинам — жена заказов надавала.
— Что тебе надо купить в Москве? Ты списочек оставь и деньги.
— Ну, Зин, ну, сестренка, — я растроганно и неловко чмокаю сестру в щеку. — Куда Кулешовой до тебя.
— Это кто еще?
— Да так, телепатка одна.
Утром меня бесцеремонно будит Василий. Сестры уже нет, она поднимается в пять утра — два часа на дорогу. Трамвай, автобус, метро. Я иногда удивляюсь, неужели нельзя работу поближе найти.
— Привыкла, — объясняет сестра, — четверть века на фабрике.
Недавно медалью ее наградили "За трудовую доблесть". Я горжусь, я-то знаю, чего это ей все стоило.
— Ты что, спать сюда приехал?! Давай-давай, поднимайся.
— Василий, еще восьми нет — магазин закрыт.
— Для меня открыт. Эт-та моя Москва!
Приходится вставать. Впрочем, сейчас финансирую его и наверняка полдня не увижу. Вытаскиваю червонец.
— Не надо. Ты пока закусь приготовь.
И исчезает.
Это что-то новое. В прежние приезды Василий стрелял у меня безбожно, да и Зинка держит его в черном теле.
Не проходит и получаса, как Василий возвращается с бутылкой.
— Василий, ты сейчас в каком министерстве работаешь? — выражаю я изумление.
— На хлебовозке.
Все становится ясно. Водку дала продавец ближайшего гастронома, куда он поставляет хлеб, а деньги… деньги тоже от хлеба.
— Понятно, — говорю я Василию. — Грузчики на хлебозаводе дают на три-четыре ящика больше, чем записано в накладной. Ну а в магазине за эти ящики ты получаешь наличными. Так?
— Во, угадал.
— Засыпешься — три года.
— Шиш, — говорит Василий, — Я и с охраной делюсь. Ну чего телишься, наливай. Я в отгуле нынче.
Я разливаю и, дождавшись пока Василий опрокинет свой стакашек, лицемерно вздыхаю:
— Эх, жалко, улетаю я в обед. Сам знаешь, как в самолет — выпивши не пустят.
Раньше бы Василий не отстал от меня — пей и все. А сейчас, похоже, даже доволен — больше достанется. Торопясь и расплескивая, наливает еще.
Я гляжу на его красное опухшее лицо, помутневшие глаза, наполовину уже седые волосы и вспоминаю летний день, когда Зина со своим мужем, с ним то есть, приехала в деревню.
Широкоплечий веселый парень в тельняшке, с лопата- ми-ручищами сразу полюбился мне. Он подарил мне невиданный фонарик-жужжелку, вместе с отцом перекрыл свежей соломой крышу избы, а потом вообще подвиг совершил — опустился в колодец и отремонтировал его. Заодно выбросил оттуда новенькое цинковое ведро, неделю назад упущенное мной. За ведро мне уже влетело, и я пожалел, что Василий не приехал чуть-чуть раньше.
Я даже спать порывался на сеновале вместе с Зинкой и Василием, но сестра, не церемонясь, оттуда меня выперла.