И потому, что в это время на Переправе смена караула. Охрана, конечно, далеко, она в основном корабли защищает, но судья неизменно вызывает интерес. Тем более судья Руанн.
— И я хочу поехать туда одна… Без охраны…
— Это невозможно, — категорично ответил Руанн.
— Руанн, — я обернулась к нему, — я прошу тебя. В память… в память о том отношении, которое у тебя было ко мне до похищения.
Он не стал отрицать, что отношение изменилось. Медленно потянулся к моему лицу и отвёл прядь волос в сторону. Я ожидала потока вопросов, но их не было.
— Хорошшо, — медленно ответил Руанн. — Всё будет так, как ты захочешшь.
Через час, когда ящерр уснул, я выбралась из постели. В начале совместной жизни с Руанном мне было тяжело уснуть, и ночью я могла гулять по дому. Слуги об этом знали, да и Руанн привык.
Я вышла из комнаты и направилась в кухню.
Распорядок дня Возницы производил впечатление, будто она бодрствует двадцать четыре часа в сутки. Я так и не узнала, в какой комнате она спит, что ест и где её эфемерный муж. Как и когда они видятся, если эта женщина почти не выезжает из дома?
Вопросы, вопросы…
Возница находилась на кухне, отдавала последние распоряжения. Служанка, увидев меня, вздрогнула. Она дослушала управляющую до конца и молча удалилась.
— Здравствуйте, Лин, — чинно поздоровалась Возница.
— Здравствуйте, Возница. Я хотела вас попросить… Хочу с Руанном на Переправу поехать… послезавтра утром. Приготовьте нам… угощение.
Женщина кивнула. А у меня создалось впечатление, что она ни черта не понимает. Что точь-в-точь переданные Вирой слова имели для неё лишь буквальный смысл.
— Вы понимаете, о чём я говорю?
Она снова кивнула. Спросила недоумённо:
— Почему вы думаете, что не понимаю?
Я посмотрела на неё внимательно, размышляя о том, что она либо великолепная актриса, либо у Виры помутнение рассудка, и она сказала мне неправду насчёт Возницы. А ведь рассудок Виры — что камень, об него ножи точить можно.
К тому же Руанн Возницу уважает неспроста. Она не может быть шпионкой. Мне не оставалось ничего другого, кроме как уйти из кухни.
Уйти, лечь под тёплое одеяло, завернуться в объятия моего судьи и хотя бы на короткое время забыть, что человек, которого я любила, превратился в чудовище…
Я строго одёрнула себя. Я не люблю Руанна! Если бы любила — давно бы стала ящеррицей. И он не превратился в чудовище — просто показал своё истинное лицо.
Глава тринадцатая
Следующий день прошёл в неком подобии идиллии. Руанн впервые за два дня казался спокойным. Я ловила на себе его пристальный, задумчивый взгляд и отвечала сдержанной улыбкой.
Ближе к вечеру я не находила себе места. Если бы судья меня увидел — он бы, наверное, сразу всё понял. Но Руанн опять уехал, даже не предупредив.
Потом я не раз спрашивала себя, что было бы, если бы он остался. Может, моя нервозность вызвала бы у него удивление. Он бы не смог больше делать вид, что ничего не понимает, и задал несколько вопросов.
Но он уехал. Очень вовремя, давая мне возможность в полной мере ощутить свою никчёмность. Я осталась один на один с собой — последней тварью, которая шла на поводу у каждого и под маской уверенного солдата скрывала боязливого шакала. Тварь, убегающая от опасности, которую сама же создала.
Странно то, что я уже тогда понимала: убить Руанна — не моё решение. Оно чужое, втиснутое в голову насильно, а потому остающееся на плаву благодаря очень тонким нитям. Одна нить — благодарность Вире. Вторая — история Ярмака, третья — стёртая Руанном память, четвёртая — одно из немногих воспоминаний об отце. Пятая — дети, оставшиеся без защиты в жестоком мире ящерров. Они вырастут привычными к командам от первого попавшегося урода.
Ну и ещё одна, новая, нить — поведение Руанна в последние несколько дней.
Наше «когда-нибудь» так и не наступило.
Я закрылась в комнате и била кулаком о стены. Я ненавидела себя за нежелание наказать мужчину, который уничтожил мою жизнь. Корила себя за эту слабость, за то, что смотрела на нашу постель, и в груди вспыхивала желчная разъедающая боль. Мне не хватало дыхания, постоянно не хватало дыхания.
Я ненавидела себя. Зная, что в нашей комнате нет камер, я то сидела на кровати, раскачиваясь туда-сюда, то вздрагивала и начинала прислушиваться к шуму на улице. Когда шума не было — я затихала и успокаивалась, а спустя некоторое время начинала бросать подушки и раздирать одеяло. Ко мне никто не зашёл — мало ли, какие причуды могут быть у любовницы ящерра.