Хоронили Виталия в воскресенье, было много народу. Всю дорогу до кладбища пели революционные русские песни: «Вы жертвою пали» и другие. Он действительно пал жертвой бесцельной, бессмысленной жизни человека, оторванного от родины, заброшенного в чужую сторону.
Через несколько дней я должна была уехать. Перед моим отъездом ко мне зашел Герман Данаев и сказал, что вместе с другими товарищами просмотрел тетрадку, где были записаны стихи, которые Виталий читал нам как свои. Но все эти стихи были чужие, написанные Германом и другим молодым поэтом, моим соседом по квартире[239]. Мне и Наташе Виталий читал стихи Германа, а сестре Германа, у которой часто бывал, декламировал стихи нашего соседа. У бедняги своих стихов не было. Каждый вечер он читал где-нибудь чужие стихи и за это получал ужин.
Мы вспомнили с горестью, как Виталий посмеивался вместе с нами над теми, кого мы называли «бывшими людьми», но он и сам оказался лишним для жизни человеком, одним из «бывших». Я написала Наташе в Петербург о самоубийстве Виталия, но ответа не было. В этой мешанине самых разных людей, бежавших из России и не нашедших себе места в чужой стране, я не видела никого, кто сохранил ясность ума и твердость духа, я не смогла разглядеть тех, кто пронес через годы испытаний и эмиграции могучую веру в то, что личные судьбы не имеют значения, что русский народ должен встать из-под развалин революции и отбросить все то, что стоит на его пути. «Через десять лет», — сказал Ленин, и действительно, через десять лет рухнули дворцы и сам он встал во главе народа, восставшего, чтобы строить новый мир.
7. Реферат Ленина
Ленин приехал в Париж в 1909 году вместе с Надеждой Константиновной Крупской и выступил на одном из собраний нашей группы содействия РСДРП.
Это собрание было не в кафе де Гобелен, а близ Орлеанского вокзала, тоже в кафе[240].
Приходящие на собрание направлялись вглубь кафе, обходили хозяина, стоявшего за прилавком, и подымались по узкой лестнице на второй этаж, где занимали места за столиками. Мы сидели, как всегда, за столиками, на которых стояли напитки, заранее заказанные гарсонам, — пиво, черный кофе или гренадин. Во время важных собраний гарсоны не входили в зал, разве только по вызову.
У входа в зал за столиком, поставленным поперек двери, сидел, как всегда, секретарь нашей группы товарищ Ильин. Слева у зеркала был оставлен столик для Владимира Ильича и Крупской. Оба пришли вместе, Ленин пропустил Крупскую вперед, поздоровался с товарищем Ильиным и другими. Он был в скромной поношенной паре с воротничком и галстуком. Обращаю внимание на эту деталь, потому что наши русские эмигранты имели привычку приходить в кафе без галстука, в сорочке с открытым воротом. А в таком виде их не допускали. Мы все были очень взволнованы, когда Ильин объявил, что товарищ Ленин ознакомит присутствующих с первыми главами своей книги.
Все мы знали, что Владимир Ильич будет говорить о «богдановщине», как называли в те времена философскую теорию русских последователей Маха. Все с нетерпением ждали, как Ленин расправится с этой теорией.
Ленин читал около часа по клеенчатой тетрадке, далеко отставив писаный текст перед собой.
Решительные минуты. Недаром противники большевизма изображали вождя с метлой в руке[241], расчищающего наши мозги от накопившегося там мусора. Насупив брови над стеклами очков и глядя перед собою вдаль, Владимир Ильич глубоко проникал в мысли и чувства своих сторонников, и мусора не должно было остаться.
В Парижской группе имелись сторонники Богданова и немало философски образованных товарищей, от кого можно было ждать резких возражений докладчику.
Помню, как Анатолий Васильевич Луначарский делал пометки в блокноте и вскоре попросил слова. Он немного волновался, возражая Ленину, и, выступив, скромно сел на свою банкетку у зеркала, ожидая ответа докладчика.
Помню, с Анатолием Васильевичем пришла на реферат Владимира Ильича одна русская эмигрантка, которая иногда, чрезвычайно редко, посещала наши собрания. Ее звали Маргаритой, она была москвичка, где-то служила в Париже и, по слухам, имела ребенка, которого ей не с кем было оставить дома. Эта женщина долгое время интересовала меня, и я пыталась у всех русских, живших тогда в Париже, узнать ее фамилию (мы знали друг друга только по кличкам). Позднее один из тех, кто вырос в Париже в те годы, высказал предположение, что это могла быть Маргарита Сабашникова, дочь издателя Сабашникова, но уверенности я так и не получила.
241
Журнал «Тихое семейство», который издавался в 1909 г. при участии Полонской, поместил именно такую карикатуру на Ленина.