Однажды в «Академии» выступил ветеран символизма Н.М. Минский, бежавший из России после 1905 года и обосновавшийся в Париже. Весьма популярный в старой России «Чтец-декламатор»[279] печатал стихотворение Минского «Тянутся по небу тучи тяжелые. Серо и скучно вокруг…», которое в ту пору затрепали в мелодекламациях. Наша компания еще в 1909 году сочинила пародию на это стихотворение; в ней были такие строки:
Жена Минского, известная в свое время поэтесса Виленкина, проживала с ним в Париже, но в «Академии» никогда не выступала. У них на квартире был собственный салон, где читали стихи приезжавшие из Петербурга поэты Ахматова, Гумилев, Кузмин. У нас в «Академии» эти поэты не выступали.
В «Академии» я вновь встретилась с Ильей Эренбургом, которого потеряла из виду в последние годы[281].
Как Эренбургу удалось организовать издание сборника стихов живущих в Париже поэтов, я тогда не знала, — он сам написал об этом[282]. Впрочем, у него к тому времени был уже опыт издания своих собственных первых книжек.
После того как я прочла в «Академии» свои стихи, он предложил мне дать их для «Вечеров». Так мои стихи впервые попали в печать. Они вошли во второй выпуск «Вечеров», где были напечатаны также стихи Веры Инбер и Михаила Зенкевича[283].
Эренбург в то время увлекался стихами Франсиса Жамма, поклонника «Цветочков Франциска Ассизского». Жамм писал, что ходит босиком и сквозь его драные сандалии прорастают незабудки. Жил он где-то вне Парижа, Эренбург ездил к нему и приехал в восторге от этой простоты, которая сменила изысканность его собственных недавних средневековых увлечений[284]. Во Франции поэзия Жамма стала модной после увлечения изысканностью стихов Малларме, Эредиа, Ренье и самого молодого из них Альбера Самэна, чьи книжки в издании «Французского Меркурия» (в желтых обложках, по три франка пятьдесят) мы тогда читали с увлечением. Его сборник «Сад инфанты», так же как «Трофеи» Эредиа и «Цветы зла» Бодлера, был в то время моим любимым чтением. Все эти книги лежали у меня на этажерке поверх медицинских учебников (у меня к этому времени появилась уже этажерка, красивый кусок старинного репса с узором из роз, который закрывал мой спальный пружинный матрац на ножках, и овальное зеркало, старинное, в медной оправе с вычеканенными на ней львами; был мягкий «пуфф» для гостей и купленный на «блошином рынке» церковный стульчик с плетеным сиденьем из итальянской соломы, который какая-то девочка приносила с собой в церковь для коленопреклонения, чтобы молиться, а потом уносила домой).
Помню и молодого московского рабочего Михаила Герасимова, декламировавшего ритмические и пылкие стихи о революции (после революции он стал известным поэтом «Кузницы»), Герман Данаев выступал в «Академии» только до осени 1913 года, когда он уехал в Женеву кончать свой юридический факультет (там он познакомился с моей подругой по лодзинской гимназии Фелицией Дубовской, в которую влюбился, на этот раз всерьез, и которую привез в 1914 году в Париж).
У меня набралось довольно много стихов к тому времени, когда я дала их Эренбургу. Я была единственной женщиной-поэтом из постоянно живущих в Париже русских, мои стихи нравились, и меня постоянно просили выступать на вечерах в «Академии», что я и делала с удовольствием. По окончании вечера шумная ватага отправлялась провожать друг друга по домам.
Шел четырнадцатый год. Мы были молоды, полны задора и надежд и, конечно, не догадывались о том, какие испытания ждут нас впереди.
279
Сборники «Чтец-декламатор» включали прозу и стихи как российских авторов, включая современных, так и переводы иностранной классики. Их содержание систематически обновлялось; так, в сборнике за 1911 г., включающем стихи Пушкина, Вяземского, Дельвига и Гюго, Байрона, Гете, были напечатаны также стихи совсем тогда молодых Гумилева, Ходасевича, Цветаевой, Эренбурга; причем в подборке стихотворений Минского его стихотворения «Тянутся по небу…» не было. Эренбург во 2-й главе третьей книги «Люди, годы, жизнь» также пишет о Минском, что «барышни зачитывались его стихами, попавшими в „Чтец-декламатор“».
280
Другие две строфы этой пародии приводятся в воспоминаниях М.Н. Левиной-Киреевой (Вопросы литературы. 1982. № 9. С. 153); там же среди авторов пародии называются Полонская и Эренбург.
281
Полонская и Эренбург расстались в 1910 г., и самых первых книжек стихов Эренбурга, изданных в 1910–1912 гг., у Полонской не было. Первая подаренная ей Эренбургом книга «Будни» вышла в апреле 1913 г., надпись на ней датирована 1914-м: «Милому Пятиугольному Эренбург 1914» — видимо, так ее звал Эренбург в 1909 г. по рассказу о том, что в Петербурге семья Мовшенсонов жила в районе Пяти углов.
282
Речь идет о журнале стихов «Вечера», выходившем в 1914 г. в Париже на средства поэта Валентина Немирова, — см. 13-ю главу первой книги «Люди, годы, жизнь». Вышло два номера журнала, но начавшаяся война издание остановила.
283
Четыре стихотворения Полонской напечатаны под псевдонимом Елизавета Бертрам («Улыбнулся издали, может быть не мне…», «Над решеткой Вашего окна…», «У тебя при каждом резком слове…», «Когда я буду старой, я уеду…») во втором номере «Вечеров», вышедшем в июне 1914 г. В том же номере напечатаны стихотворения Арсения Альвинга, Михаила Герасимова, Веры Инбер и Михаила Зенкевича.
284
Об этой встрече Эренбург рассказал в статье «У Франсиса Жамма» (Новь. 1914. 26 февр.) и в 13-й главе первой книги «Люди, годы, жизнь». Жамму посвящен сборник стихов Эренбурга «Детское» (Париж, 1914). В 1913 г. в Москве вышла книга: