Лена, так звали мою новоявленную свойственницу, работала тем временем в качестве фельдшерицы где-то в земской больнице, и на нее навалилось все медицинское хозяйство уезда, так как все опытные врачи были призваны. С невероятным трудом ей удалось добиться поездки в Юрьев на сессию, где она и встретилась с мужем, прибывшим с фронта,
Разница между внешним видом супругов Лены и Гриши[328] бросалась в глаза — он здоровый, румяный, упитанный, в прекрасно пригнанной военной форме вольноопределяющегося; она маленькая, измученная непосильной работой. Трудно было поверить, что это муж и жена. Они рассказали, что уже сняли квартиру в Юрьеве, и предложили нам поселиться у той же хозяйки, где нижний этаж дома еще свободен: две комнаты с правом пользоваться кухней. Лена и Гриша сейчас же повели нас за реку Эмбах, где на Ревельской улице, на высоком берегу, в доме № 14 некая вдова-эстонка сдавала комнаты студентам. Как мы вскоре поняли, население Юрьева, небольшого университетского городка, очень похожего чем-то на такие же провинциальные немецкие городки, в основном состояло из профессуры, студентов и квартирных хозяек.
Кроме квартирной хозяйки мы познакомились с владельцем ближайшей кухмистерской, который за небольшую плату отпускал горячие обеды на дом, присылая их в аккуратных судках с бойким мальчишкой, а также снабжал клиентов столовой посудой. Мы заказали обеды на ближайшие десять дней, и хозяин обещал присылать каждый вечер меню для заказа на следующий день. Платить надо было по истечении недели: вера в кредитоспособность клиентов еще не была подорвана. Очевидно, как мы поняли, хозяевам комнат и столовых было удобнее получать деньги в конце месяца, когда студенты в свою очередь получали деньги от родителей. Меня это не удивило, потому что в Париже мы тоже платили в лавочку за взятые в кредит молоко и хлеб только в конце каждого месяца. И лишь в ресторане надо было платить немедленно, да и то старым постоянным клиентам делались поблажки.
У меня с Бронкой даже не было времени осмотреть городок, хотя высокомерная Бронка, много повидавшая и мечтавшая только о Париже, и не собиралась тратить время на осмотр такой мелочи. Мы знакомились с городом «по ходу действий»; каждый день с утра отправлялись в центр, который состоял из университета, клиник и библиотеки.
Ампирное здание университета было построено в начале XIX века у подножия «Соборной горы» (Домберг), на которой были расположены клиники в старинных двухэтажных деревянных и кирпичных домах. Огромный готический собор XII–XIII веков могучей кирпичной кладки, полуразрушенный еще в XVI столетии, вздымал свои развалины на самой высокой части холма (в сущности, то, что пышно называлось горой, в действительности было всего лишь холмом). Около трети великолепного архитектурного памятника было превращено в библиотеку по последнему слову строительного искусства: отлогие лестницы, просторные, светлые читальни и залы, вместительные хранилища для богатейших книжных сокровищ.
Юрьевский университет, созданный на базе духовного училища, заложенного шведским королем Густавом-Адольфом, был одним из старейших университетов Севера Европы[329]. Во времена Александра I здесь был основан медицинский факультет, где преподавание долгое время велось на немецком языке, а вакансии профессоров и руководителей кафедр заполнялись преимущественно немцами. Впрочем, это было естественно при немецкой ориентации царствующего в России дома Романовых и германофильских настроениях прибалтийского дворянства. Мы с Бронкой преисполнились страха, узнав, что кафедру анатомии возглавляет немец, профессор Цеге фон Мантейфель, который читает лекции по-немецки, несмотря на то что Россия уже около года состоит в кровопролитной войне с Германией. Было известно, что даже на экзаменах он продолжает требовать ответов у студентов на том же ненавистном нам немецком языке. К счастью, в канцелярии университета нам сказали, что этот грозный профессор уже дряхл и получает отставку, почему экзамены будет принимать его ассистент по-русски.
Мы занялись «долблением» науки о костях человеческих, остеологии, на русском языке. Занимались вчетвером, дома, а потом переспрашивали друг друга. Когда это занятие делалось невмоготу, мы уходили на Домберг, где уже зеленели могучие липы университетского парка, садились на какую-нибудь из деревянных скамеек со спинками, удобно расположенных и содержащихся в немецкой чистоте. Здесь мы продолжали повторять названия костей человеческого черепа на русском языке (они давались нам труднее всего), но вскоре разговор переходил на другие темы: мы говорили о войне, об искусстве, вспоминали Францию. Мы подружились с Гришей, мужем Лены, и он стал называть нас, меня и Бронку, кузинами.
329
Дерптский (в 1893–1918 гг. — Юрьевский, с 1918 г. — Тартуский) университет был основан в 1802 г.; его предшественник Академия Густавиана основана в 1632 г. шведским королем Густавом II Адольфом (1594–1632).