Юрьевские больницы нам не понравились. По сравнению с парижскими они были грязноваты, больные размещались в тесноте. Нас поразило, что постельное белье менялось не часто — а в парижских городских больницах для бедных каждые три дня надзирательница палаты приносила из кладовой груду белоснежных, накрахмаленных простынь, и ее помощницы ловко стлали их на больничные койки. Впрочем, это, вероятно, было влияние войны, которое сказывалось все сильнее, хотя до Юрьева оно доходило ослабленно и приглушенно. Интересны были для нас медицинские обходы профессора Яроцкого, превосходного терапевта, который вел клинику внутренних болезней. К сожалению, нам лично не пришлось принять участие во многих обходах, так как нас, «заграничников», было слишком много, и университетская канцелярия распределила нас по дням и часам, назначив где и когда мы должны были присутствовать.
Бронка, прошедшая Пастеровский институт в Париже, была возмущена тем, как мало внимания обращали в Юрьеве на лабораторные исследования. В Париже, а также и в Тулузе, каждому больному делалось исследование крови при поступлении в больницу. А в Юрьеве даже у заведомо тифозных больных не сразу брали кровь на анализ. Горячая Бронка не удержалась и высказала свое возмущение вслух, после чего ее сразу же приняли в лабораторию, так как все мужчины-лаборанты давно были мобилизованы и находились на фронте, а женщин-микробиологов было очень мало. Бронка теперь не посещала клинические обходы профессоров, но зато наша компания обогатилась еще одним, пятым, участником — «заграничником» доктором Череповым: это был непомерно высокий, худой человек, который жил и работал где-то во французской Швейцарии и приехал, подобно нам, на лето 1914 года в Россию. Он пленился Бронкой и не отходил от нее, даже поселился недалеко от нас на Ревельской улице.
Вскоре к нашей компании присоединился еще доктор Зайфен, студент Женевского университета, земляк Лены. Однажды он привел к нам на Ревельскую черноглазую, смешливую, пышную девушку, свою коллегу по Женеве, только что приехавшую в Юрьев не то из Рогачева, не то из Бердичева. «Это Ася», — назвал он ее, а мы назвали ее «Подкидышем», и так под этой кличкой она существовала вместе с нами всю юрьевскую сессию[330].
Как мы жили? С утра — а мы вставали рано — кто-нибудь по очереди готовил кофе в большущем двухлитровом медном кофейнике, который предоставила нам хозяйка. Мы жили дружно, но на «платформе приготовления кофе» у нас создались две партии. Бронка считала, что надобно каждое утро заваривать свежий кофе, а вчерашнюю кофейную гущу выбрасывать, а я, по свойственной мне лени, копила гущу в кофейнике и лишь добавляла поверх нее две столовых ложки свежемолотого душистого кофе. Одни считали мой кофе вкуснее, чем я весьма гордилась, другие возмущались тем, что на дне стакана оставался темный отстой. В приготовлении кофе принимали участие только Бронка и я, ибо печальная Лена уклонилась от собственного суждения по этому вопросу. Когда мы с Бронкой вскакивали с постели, в кухне, сверкающей белизной и чистотой и медью начищенной посуды, уже весело трещал в эстонской плите огонь, разведенный нашей хозяйкой. И я с гордостью ставила на конфорку наполненный до трети кофейной гущей медный кофейник, в то время как Бронка непочтительно ворчала что-то по моему адресу на французском языке[331]. Пока мы пили кофе, прибегал мальчик из кухмистерской, уносил вчерашнюю грязную посуду и приносил меню. Обеды заказывал Гриша, наш «кузен», потом мы мчались на Домберг по Ревельской улице, застроенной редкими домишками, большей частью деревянными, в окружении зеленых садов и по широкому каменному мосту через Эмбах, выстроенному еще при Екатерине II. Эта великая моралистка распорядилась выгравировать на центральной арке моста сочиненное ею изречение на родном немецком языке: «Flusz, zahme demen Strom» («Поток, сдержи свое теченье»). Под этой аркой мы проходили бесчисленное количество раз, и как я была удивлена, попав в бывший Юрьев, нынешний Тарту, в 1950 году, убедившись, что нет больше ни надписи, ни арки, ни самого моста. Его разрушили в годы Отечественной войны мощные бомбы, сброшенные с самолета. А в 1915 году мы торопливо пробегали по улицам города мимо старинного гостиного двора с аркадами, где в низких лавках по обычаю навязывали свои товары русские купцы, мимо памятника Барклаю де Толли, знаменитому русскому полководцу, уроженцу Прибалтики, мимо старинной ратуши, где башенные хитроумные часы отбивали каждые четверть часа мирной и неторопливой жизни. А жизнь была еще неторопливая и мирная. Только изредка бурные демонстрации корпорантов-студентов в задорных шапочках нарушали тишину, спускаясь с холма и проходя с песнями и возгласами по сонным и узким улицам. Кроме корпорации эстонских и польских студентов в городе была даже корпорация студентов-евреев, тоже имевшая свое знамя, цвета и шапочки. Но мы были далеки от всего этого, да и местные студенты держались в стороне от нас. «Заграничники» выбрали своих старост и их помощников. Одним из таких старост выбрали врача, окончившего, кажется, Иенский университет, строгого и положительного мужчину, который старался ввести дисциплину среди безалаберной «богемистой» заграничной братии. Впоследствии он был директором Института профессиональных заболеваний в Ленинграде. Его очень уважали уже тогда в Юрьеве, и, полагаю, он всю свою жизнь врача прожил в сознании собственного достоинства и чувства меры.
330
Участник этой компании Яша, которого Полонская именует Гришей, в письме из Юрьева от 4 июля 1915 г., перечисляя общих знакомых, заметил: «Зейфен все грозит покончить с собой, а пока доводит Асю до слез (вчера уехал)» — и еще через несколько дней: «Зейфен далек, „занят“, и несимпатичен, перестал угрожать самоубийством и успокоился на более доступных „проблемах“ — я редко с ним встречаюсь».
331
Упомянутый в предыдущем примечании Яша в письме Полонской обращался и к Бронке: «Милая Бронка, Вы правы, каюсь, бью себя в перси — нужно выливать кофейную гущу, Лиза упряма, непочтительна», — сама Полонская в не отправленной в Варшаву открытке писала Бронке в 1928 г.: «Бронка милая, хочу тебе сказать, что помню и люблю тебя, как в те времена, когда мы