Иванов-Разумник, лохматый, с толстыми стеклами очков на, видимо, очень близоруких глазах, в потертом пиджачке, а чаще всего в пальто, наброшенном на худые плечи, был одной из центральных фигур этого форума 1919 года. Шура познакомила меня с ним, он своей сухой и горячей рукой пожал мне руку и сказал: «Я знаю ваши стихи. Очень хорошо, что приходят молодые»[419].
Какие были доклады, я не помню — все это в моей памяти окутано густым туманом. Помню только пылкие, резкие выступления Иванова-Разумника, в частности, против «Двенадцати» Блока[420], но мы, молодежь, посещавшая Вольфилу, встретили это выступление в штыки. Даже Шура Векслер, поклонница всех идеалистических теорий, признавала стихи Блока замечательными. Позднее текст выступления Иванова-Разумника где-то был напечатан[421], чуть ли не в «Записках Дома литераторов»[422], но в этом я не уверена. Помню, что в том же Доме литераторов, где заведующим был старый журналист Харитон (это не имя, а фамилия), Любовь Дмитриевна Блок, по сцене Басаргина, читала «Двенадцать» Блока[423]: зал разделился, одни возмущались и говорили: «Это черт знает что!», а другие восторженно рукоплескали. Иванов-Разумник считал эту поэму «роковой для Блока», который будто бы порвал навсегда со всем своим прошлым. Ходили тогда же слухи, что Мережковский и Философов порвали с Блоком, как и Чулков, который, впрочем, вскоре помирился с ним.
Иванов-Разумник принимал участие во всех заседаниях Союза писателей. В том же году в Вольфиле или Союзе писателей состоялся вечер, посвященный Андрею Белому[424], и Александра Лазаревна Векслер прочла свой доклад о «Серебряном голубе» и о «Петербурге»[425].
6. Союз поэтов[426]
В студию «Всемирной литературы» вместе со мной ходил молодой поэт Лазарь Берман — все называли его уменьшительным именем Зоря. Он служил в бронетанковом батальоне, но у него была издана небольшая книжка стихов под названием «Неотступная свита»[427].
Улицы не освещались, возвращаясь домой, мы читали друг другу свои новые стихи. От него я узнала, что в Петрограде организовался Союз поэтов и во главе его стоит Александр Блок. Туда входят Сологуб, Кузмин, Ходасевич, Ахматова и другие известные поэты, но молодым тоже открыт доступ.
Нужно только подать заявление и приложить к нему десять стихотворений. Рассматривает вопрос приемная комиссия из четырех человек: Блок, Сологуб, Кузмин и Лозинский[428]. Зорю уже приняли в Союз поэтов. Он посоветовал мне тоже подать заявление и сказал:
— Гумилев вас знает, а остальные познакомятся с вашими стихотворениями и вас, конечно, примут.
Так я и поступила и передала свое заявление и стихи Всеволоду Рождественскому, который бывал на занятиях Гумилева.
Действительно, спустя три недели Рождественский сообщил мне, что я принята в Союз поэтов кандидатом[429] и что меня приглашают на следующее собрание, где я, как принято, должна прочитать стихи.
Я очень волновалась и просила Зорю непременно сидеть со мною рядом на заседании. Сперва он отнекивался, потом согласился.
Собрания Союза поэтов проходили в бывшей частной квартире где-то на Литейном. Помню холодную полутемную столовую, где вокруг обеденного стола сидели поэты. Было темновато, и я не видела, кто сидит во главе стола, — по-видимому, там были Блок и Сологуб. Вновь принятые вставали со своих мест и, как на экзамене, читали свои стихи. Какая-то женщина принесла поднос со стаканами чая без блюдечек, около каждого стакана лежало по две монпансьешки. Я спросила у Бермана шепотом: «Откуда чай?» Он также шепотом ответил: «От советской власти». Для чаепития объявили короткий перерыв, после которого Сологуб, Блок и Кузмин ушли. Председательствовать остался Гумилев — я узнала его резкий и насмешливый голос. Когда очередь дошла до меня, он предложил мне прочесть новое стихотворение. Не задумываясь, я прочла только что написанное стихотворение, довольно наивное; по тому времени оно, может быть, показалось кощунственным. Начиналось оно так:
419
В написанной в гитлеровской Германии книге «Писательские судьбы» Иванов-Разумник не вспомнил стихи Полонской начала 1920-х гг.; ее имя упомянуто в главке «Приспособившиеся» в связи с поданным Полонской (вместе с прозаиком А. Чапыгиным) заявлением о приеме в РАПП перед самым его роспуском. Иванов-Разумник называет Полонскую «посредственной поэтессой, счет которых ведется дюжинами» (
420
Ошибка памяти Полонской. Отношение Иванова-Разумника к Блоку и к поэме «Двенадцать» никогда не было «враждебным» (см. вступительную статью А.В. Лаврова к публикации переписки Блока и Иванова-Разумника: Лит. наследство. М., 1981. Т. 92, кн. 2. С. 366–391).
421
422
Такого издания не было. Выходила «Летопись Дома литераторов» (1921–1922), которую сменил журнал «Литературные записки», но Иванов-Разумник в них не печатался.
423
Возможно, речь идет о вечере Блока 5 июля 1920 г. в Доме искусств, о котором К.И. Чуковский записал, что когда Л.Д. Блок прочитала «Двенадцать» и сидела в гостиной Дома искусств, Блок «вошел к ней из залы с любящим и восхищенным лицом» (
424
Вечер А. Белого в Вольфиле состоялся 7 июля 1920 г., на нем Белый читал отрывки из «Котика Летаева».
425
Видимо, имеется в виду сообщение А.Л. Векслер о «Петербурге» Белого на заседании кружка Иванова-Разумника, посвященного русской литературе XX в., в Вольфиле 5 марта 1921 г.
426
Впервые частично опубликовано в составе главы «Студия „Всемирной литературы“» в: Простор. 1964. № 6.
428
В приемную комиссию входил не Сологуб, а Гумилев (см.: Лит. наследство. М., 1987. Т. 92, кн. 4. С. 684).
429
Вопрос о приеме Полонской в Союз поэтов рассматривался 27 августа 1920 г.; она была принята кандидатом («членом-соревнователем»). Письменные отзывы членов приемной комиссии сохранились. А. Блок писал: «Довольно умна, довольно тонка, любит стихи, по крайней мере, современные, но, кажется, голос ее очень слаб и поэта из нее не будет»; М. Лозинский: «По-моему, Е.Г. Полонскую принять в Союз следует, хотя бы в члены-соревнователи. Ее стихи не хуже стихов Вс. Пастухова»; Н. Гумилев: «В члены-соревнователи, я думаю, можно»; М. Кузмин: «По-моему, можно». Заметим, что по поводу кандидатуры пианиста Вс.Л. Пастухова, частого посетителя «Бродячей собаки», какие-либо публикации стихов которого составителю неизвестны, Блок выразился недвусмысленно: «По-моему, надо принять в действительные члены» (Лит. наследство. М., 1987. Т. 92, кн. 4. С. 688, 695).
430
Стихотворение вошло в первую книгу Полонской «Знаменья» (Пг., 1921), в дальнейшем не перепечатывалось.