Я прикинула в уме: «Штук 30 будет».
«Должно быть больше, — возразил он. — Давайте издадим вашу книгу».
Оказалось, что и Зоря собрал вторую книгу стихов, но не может издать ее из-за того, что типографии национализированы, а издательствам было не до нас, неизвестных авторов.
— Нужно создать свое издательство, — фантазировал Зоря.
— А как это сделать?
— В Москве уже многие молодые писатели составляют общества для издания своих книг. Давайте сделаем это и в Петрограде. Надо создать общество на паях и зарегистрировать его в Отделе печати. Кого вы знаете из желающих напечатать книгу?
Мы стали перебирать знакомых литераторов. Должно быть, многие желали бы напечататься, но мы не всем хотели помочь.
— Вот Оксенов Иннокентий Александрович, поэт. Я спрошу у него, хочет ли он войти в издательство.
Иннокентий Александрович Оксенов, молодой врач, в свое время аккуратно посещал студию в доме Мурузи. На счастье, я встретила его в тот же день, и оказалось, что он будет очень рад издать книгу. Он печатался до революции в «Журнале для всех»[443]. Мы собрались втроем с Оксеновым и Берманом, и Зоря доложил нам:
— Я говорил с моим знакомым в одной из типографий. Он согласен напечатать нас, когда мы создадим издательство. Но нужно набрать пайщиков — трех человек мало.
У меня был на примете еще один пайщик, молодой режиссер и театральный критик Костя Державин, друг моего брата. Он не был поэтом, но много печатался в газетах и журналах и охотно согласился вступить в число пайщиков.
— Напишу что-нибудь о драматургии, — скромно сказал он. — Заглавие сообщу потом.
В тот же вечер у «Серапионовых братьев» я предложила Михаилу Зощенко издать его книгу, — если печатать критиков, то можно напечатать и художественную прозу.
— У меня есть несколько вещичек, и я, пожалуй, дам их в ваше издательство. А какой пай?
— О пае договоримся.
Размер пая мы не обсуждали, а справились у знакомого Зори, типографа.
— Назначьте для начала сто лимонов с человека («лимоны» было ироническое название миллионов рублей).
Через два дня у нас в кассе было пятьсот «лимонов».
Берман написал заявление от руки о том, что группа литераторов Петрограда желает издавать книги, — следовали подписи.
Документ был вручен Зориному знакомому, и через четыре дня мы получили ободряющий ответ: «Давайте рукописи».
Теперь нужна была марка издательства и название его. Мы немного поломали головы и решили не давать никаких «птичьих» названий вроде «Чайка», «Гриф», «Алконост». Мы решили назвать наше издательство именем какой-либо музы, перебрали всех муз и остановились на Эрато, музе лирической поэзии. Хорошее звучное название!
Берман попросил Купреянова сделать марку издательства. Через несколько дней он принес эскиз, на котором была изображена лира. Рисунок нам понравился. Я отрезала кусок линолеума, которым был застлан пол в нашей ванной комнате, и передала его для Купреянова. Но оттиск оказался не слишком удачным. Тогда мой брат раздобыл где-то полметра пальмовой доски, и отныне издательство «Эрато» было обеспечено материалом для гравюр на будущих обложках. Берман пустил свою книгу первой — она называлась «Новая Троя».
В типографии, которой заведовал его знакомый, оказался запас хорошей бумаги. Берман сказал мне доверительно: «Я выбрал елизаветинский шрифт. Советую вам тоже».
Я не разбиралась в шрифтах, но согласилась и стала собирать книжку стихов. Через несколько дней Зоря принес мне образцы шрифтов: действительно, елизаветинский шрифт был очень хорош, — отчетливый и красивый.
Понемногу выяснилась техника работы нашего кооперативного издательства. Пятьсот «лимонов», которые мы собрали, должны были пойти в уплату за бумагу и печатание первой сотни экземпляров. Типография обещала оттиснуть сто экземпляров и дать их нам на руки. Мы сдадим их на комиссию в книжные магазины, — на Литейном проспекте, на Екатерингофском и в «Книжный угол» против цирка. Книжка Зори «Новая Троя» была удивительно красива, мы не могли на нее налюбоваться. Зоря пошел сдавать сто экземпляров на комиссию, а я вплотную занялась собиранием своей книги стихов.
У нас не было редакторов. Мы вдвоем собирали мою книгу, а свою Зоря прочел мне, прежде чем сдать рукопись в типографию. В книге были очень хорошие стихи, но были и рассудочные. Мы не отбирали стихи по содержанию, нам казалось, что автор сам отвечает за свои мысли, — я и сейчас думаю так.
443
Родившийся в 1897 г. И.А. Оксенов печататься в «Журнале для всех», выходившем в Петербурге в 1901–1906 гг., не мог. Возможно, речь идет о «Новом журнале для всех».