Борис Михайлович Эйхенбаум сказал мне: «Я напишу о вашей книге». И он действительно выполнил свое обещание[446].
Но с книгой Зощенко случилась беда.
Через несколько дней — после получения бриллиантина все пошло очень живым темпом — Зоря принес в мое отсутствие пакет и положил мне на стол. Там были экземпляры последних двух книг, выпущенных нашим издательством. Брошюры «О трагическом» я оставила моему брату для передачи Косте Державину, а «Записки Синебрюхова» захватила на «серапионово» собрание, где отдала Зощенко.
Михаил Михайлович отошел с пакетом в коридор и стал его разворачивать. В комнате Слонимского я ждала. «Мне этого не надо», — сказал он, возвратясь через мгновение. Видимо, он обиделся, но за что, этого я не могла понять. Раскрыв книгу, я испугалась: на обложке значилось «Рассказы Назара Ильича господина Синебрюхова», а на титульном листе стояло «О трагическом. Опыт». Очевидно, типография перепутала и сброшюровала книгу Миши в другую обложку!
Зощенко хотел, чтобы его книга походила на лубочное издание — рассказы неизвестных авторов с картинками, имевшими большой успех у читателей из народа. Вот почему он не хотел печатать своей фамилии на обложке. Быть может, ему уже приходило в голову, что его обвинят в «мещанстве», как и случилось впоследствии.
На следующий день я показала Зоре эти книги. Он был огорчен, но сказал мне в утешение: «Пустяки, переброшюруем!»
Однако это оказалось не так просто. Метранпаж насытился бриллиантином и заявил: «Дайте что-нибудь реальное для брошюровщиц!»
У нас ничего не было. На этом закончилось наше издательство.
Зощенко очень обиделся и запретил нам брать его книги из типографии. Костя Державин не стал принципиальничать, взял свои сто экземпляров и сорвал с них обложки. Он раздарил их знакомым.
Зощенко так и не взял «Записок Синебрюхова». Впоследствии он напечатал их в другом своем сборнике. На меня он очень долго сердился, но, право, я была здесь ни при чем.
Так под покровительством музы лирической поэзии вышли в свет сборники стихов Бермана и Оксенова, первая книга рассказов Михаила Зощенко, книжка Державина и мой первый сборник стихов.
Да, это было! Беспечный ветер свободы кружил наши головы и окрылял сердца. В моих тетрадях того времени остались стихи, которые не были напечатаны тогда, даже тогда. Вот они:
Если цензор, который будет править эту книгу, не окостенел «в узаконениях свободы», хочу верить, что мои воспоминания передадут внукам — и дух, и факты «правды октябрьских дней». Если же еще рано, рукопись подождет.
8. «Серапионовы братья»[447]
В 1920 году я служила врачом на Сан-Галли — небольшом частном заводе на Лиговском проспекте, а утром принимала больных в Гавани. Писала стихи о невском городе, где
Около того же времени возник кружок «Серапионовы братья» — так называлось собрание молодых петроградских литераторов. Не помню, как возникло это название. Кто-то принес книгу Гофмана[449] и положил на стол, кто-то вспомнил, что в этой книге молодые люди читали друг другу рассказы, и по этому внешнему признаку мы назвались «Серапионовы братья». Только по внешнему признаку, разумеется. Вопрос о том, с кем мы, ни на мгновение не возникал у нас: для нас было совершенно ясно, по какую сторону баррикады мы сражаемся.
446
Рецензия Б.М. Эйхенбаума была помещена в журнале «Книжный угол» (1921. № 7. С. 40–42).
448
Из первой редакции стихотворения «Выкуп», опубликованной в книге «Под каменным дождем» (1923).
449
Речь идет о романе Э.Т.А. Гофмана «Серапионовы братья», впервые изданном по-русски в 1874 г.