Шли годы. Зощенко еще не печатали, но ему дали возможность заняться редактурой и переводами — для заработка, для пропитания.
Однажды, перелистывая в газетном киоске на даче, в Эстонии, новые книги, я обратила внимание на перевод книги неведомого мне финского писателя Лассила. Повесть называлась «За спичками» и была так блестяща по стилю русского текста, так невозмутимо серьезна и смешна неожиданностью интонаций, что я не могла оторваться от чтения, купила немедленно экземпляр. Дома я прочла ее от доски до доски, и впечатление осталось то же. Фамилии переводчика на книге не было. Приехав в Ленинград, я рассказала о своей находке друзьям, и Михаил Леонидович Слонимский сказал мне:
— Так ведь переводил Зощенко — по подстрочнику.
Книга имела большой успех у читателей, ее переиздали, и на этот раз фамилия Зощенко появилась, но на последней странице, там, где печатаются «выходные данные». В следующих изданиях фамилия Зощенко перекочевала уже на титульный лист. При встрече я сказала Михаилу Михайловичу о радости, которую доставил мне его перевод повести «За спичками». Он бледно улыбнулся.
В 1956 году вышла книга избранных рассказов самого Михаила Михайловича, но очень куцая, а уже незадолго до его смерти Государственное издательство выпустило его двухтомник[467], куда вошли его короткие рассказы двадцатых и тридцатых годов.
Несколько лет спустя после его смерти я познакомилась с врачом-невропатологом Киселевой, лечившей жену Зощенко. Она рассказывала мне, как посещала больную Веру Владимировну в «писательской надстройке» на улице Софьи Перовской, как любовалась вначале красивой спальней из белого полированного дерева и стеклянной горкой, на полках которой красовались редчайшие фарфоровые фигурки. С каждым разом этих фигурок становилось меньше, а потом исчезла и сама горка, а за нею и другие предметы обстановки.
В послевоенные годы возникли в Ленинграде коммерческие магазины, где можно было за большие деньги купить сахар и масло тем, кто не получал карточек. Зощенко и его семья были лишены продовольственных карточек. Приходилось продавать вещи. Но ни Зощенко, ни Вера Владимировна не умели этого делать. Они нашли «благодетельную женщину», которая взялась устраивать их вещи и покупала для них еду. Львиная доля, разумеется, доставалась ей.
Тем временем Михаил Михайлович заболел. Это произошло тогда, когда его жизнь стала немного налаживаться. Словно он отпустил какие-то стягивающие его обручи, которые заставляли его держаться стоя, не упасть. Он отпустил их и пошатнулся. У него появилось отвращение к еде, он не мог на нее смотреть, не мог проглотить куска. Вызвать врача из Литфонда он не хотел, и жена не могла уговорить его пойти в поликлинику имени Перовской, находившуюся напротив дома, где они жили. Наконец он появился у невропатолога Киселевой. Она дала ему несколько советов, но Зощенко отнесся к ним иронически, не пошел ни в лабораторию, ни на рентген. Болезнь его продолжалась, он худел и слабел. Через год он снова появился у Киселевой в кабинете. Это было перед концом приема, вечером. Он вошел и, сев у стола, начал рассказывать, что устал, чувствует отвращение к еде, чувствует старость. Киселева поняла, что ему нужно было поговорить с кем-то, выговориться, а в ее советах он не нуждается. Он не спрашивал ничего. Доктор Киселева слушала его, иногда поддакивала, произносила «да» или «гы», потом пришла санитарка и сказала, что поликлиника закрывается. Зощенко поклонился и ушел. Через несколько дней он пришел снова в тот же час перед закрытием поликлиники, когда ни в приемных, ни в коридорах не было людей. Он снова заговорил о жизни, об усталости, о старости. Доктор слушала его молча. Он ушел, когда стали закрывать кабинеты.
Так приходил он еще несколько раз. Потом Киселева заболела воспалением легких и прекратила приемы в поликлинике. Вскоре Зощенко умер — 22 июля 1958 года.
Я не была на его похоронах — меня не было в Ленинграде.
10. Мое знакомство с Константином Фединым[468]
С Фединым я познакомилась в 1920 году, когда Илья Груздев привел меня в Дом искусств[469], в «Обезьянник» — так назывался нижний этаж дома купца Елисеева на углу Мойки, Невского и Морской, который советское правительство отдало молодым и старым писателям и критикам, у кого не было собственного угла в городе, — тем, чье перо должно было служить революции. Здесь жили Аким Волынский, Ольга Форш, Александр Грин, Мариэтта Шагинян, Зощенко, Шкловский, Слонимский, Рождественский, Пяст и ряд других.
467
Ошибочное утверждение; первый двухтомник Зощенко был издан в СССР через 10 лет после смерти писателя:
468
Впервые (в несколько иной редакции и под заголовком «О Константине Федине»): Ученые записки Тартуского государственного университета. Вып. 139. Труды по русской и славянской филологии. VI. 1963. С. 379–382.
469
Дом искусств был открыт 19 ноября 1919 г. в доме купцов Елисеевых на углу Невского и Мойки. В нем устраивались лекции, концерты и выставки. 10 декабря 1919 г. там начала работать Литературная студия под руководством К. Чуковского. В Доме искусств было устроено также общежитие для литераторов и художников, не имевших жилья.