Тост сменяется тостом. Пьем и за «серапионовских девиц», из которых многие стали женами писателей, верными их подругами. Пьем за хозяйку дома. И тут я вспоминаю, что живу не дома, а в Доме творчества, где к ночным отсутствиям относятся с подозрением. Товарищи понимают, что на старости лет я должна беречь свою репутацию, и хозяева соглашаются отпустить меня. Вслед за мной поднимаются и Каверин с Лидией Николаевной, и Федин со своими дамами.
Я прощаюсь с Всеволодом так, словно еще встречусь с ним через неделю на «серапионовском» собрании. И мне кажется, что он такой же, как тридцать пять лет тому назад, только волосы седые. И глаза такие же колючие, отчаянные, дерзкие.
Потом, по старинному обычаю, мы провожаем Федина до его дома и ждем, пока ему откроют калитку, а после Каверин с Лидой провожают меня до входа в Дом творчества и ждут на улице, пока я войду в дверь. Меня встречает дежурная и сообщает, что обо мне беспокоились соседи и сестра-хозяйка и что не полагается уходить на весь вечер без предупреждения.
Шесть лет минуло с тех пор, как я видела Всеволода. Прошли XXI и XXII съезды партии[476]. Снова жили с нами некоторые из тех, кого мы считали давно умершими. У нас, людей старшего поколения, появились если не новые друзья, то новые привязанности.
В 1961 году я заново познакомилась с Владимиром Ивановичем Дмитревским, комсомольцем первых послеоктябрьских лет. Это он в свое время создал книгу «Бей, барабан!» о начале пионерского движения в Туле. Теперь он заведовал отделом прозы в журнале «Нева» и хотел напечатать там мои «Воспоминания о двадцатых годах»[477], в том числе и о Всеволоде Иванове. Зимой 1962 года мы часто встречались с Владимиром Ивановичем. Приехав из Москвы, он рассказал мне, что добыл для журнала две интересные рукописи: новый роман Ефремова «Лезвие бритвы»[478] и новую повесть Всеволода Иванова. Всеволод назначил Дмитревскому свидание на своей городской квартире в Лаврушинском переулке. Он недавно вернулся из больницы, где подвергся серьезной операции, но выглядел хорошо и был полон сил. Он согласился дать для «Невы» свой новый небольшой роман, названный им «Вулкан», но выразил сомнение, решится ли «Нева» его напечатать, — ведь «Новый мир» не рискнул это сделать.
Роман был написан на острую современную тему о борьбе старого с новым в архитектуре. Один из героев романа, маститый архитектор, продолжает цепляться за перегруженный украшениями монументальный стиль сталинской эпохи и стремится уничтожить своего соперника, носителя новых прогрессивных начал.
Впрочем, и в «Неве» этот роман тоже не появился: преемник Дмитревского в редакции нового состава тоже не решился напечатать его[479]. Дмитревский с восхищением рассказывал, как молодо и свежо были написаны Всеволодом эти страницы.
В Дмитревском я видела человека, который совсем недавно лично встречался с Всеволодом и находился под обаянием его личности и таланта. Мне приятно было, что друг моей молодости и в пожилых годах сохранил ясность мысли, яркость слова и силу суждения о людях и об искусстве.
С нетерпением я ожидала появления новой повести Всеволода, но она не появлялась, а весной пришла весть о том, что Всеволода Иванова не стало.
12. Николай Никитин[480]
Николай Никитин написал когда-то, что первый свой рассказ увидел во сне, так и я увидела во сне Колю Никитина таким, каким встретила его в 1921 году у «серапионов», — поджарого юношу в потертой, но чисто выстиранной гимнастерке, длинноротого, с чуть выпуклыми светло-голубыми глазами, внимательно глядящими на меня из-под очков. Ничего замечательного в нем не было, — самое обыкновенное лицо, но, когда он начинал говорить, все слушали его не отрываясь. Недаром в нашем братстве он слыл ритором, или, как его называли в шутку, «златоустом», — «брат Златоуст».
Возможно, что у нас были более талантливые товарищи, рассказами которых люди заслушивались, — такие, после кого никто уже не мог выступить, не померкнув на весь вечер, но Колю Никитина мы всегда слушали с интересом: в его словах была мысль, а не только образ, он не только рассказывал о том, что с ним случилось, чему был свидетелем, а мобилизовывал себя и слушателей, заставлял обдумывать то, что произошло.
476
Съезды КПСС, на которых продолжалось осуждение Сталина, начавшееся на XX съезде в 1956 г.
478
Роман палеонтолога и писателя И.А. Ефремова «Лезвие бритвы» был напечатан в «Неве» в 1963 г.
479
Повесть Вс. Иванова «Вулкан», над которой он начал работать в 1940 г., впервые была опубликована (в сокращении) в журнале «Сибирские огни» (1966. № 6); полностью — в: