Лозинский перевел «Чистилище» и «Рай». Недовольный комментариями к «Аду»[510], он сделал заново все примечания, изучив католическую теологию и выправив ошибки, сделанные автором комментария.
Когда дело его жизни было закончено, он умер. В день его смерти умерла и его жена, Татьяна Борисовна Лозинская, не захотевшая остаться жить без него[511].
Наши ханжи из Союза писателей побоялись устроить гражданскую панихиду обоим вместе и привезли в Дом Маяковского[512] только Михаила Леонидовича. Могильщики на кладбище оказались терпимее и вырыли две могилы рядом.
Так как мои воспоминания касаются не только Лозинского, я должна дописать историю перевода Цатуряна.
Цатурян был издан тиражом в 3500 экземпляров. Оказалось, что Цатуряна начали изучать на всех восточных факультетах страны, где проходили армянский язык. Экземпляры, вышедшие в свет в 1940 году, лежали где-то на складах. Ко мне обратился профессор Ленинградского университета К.Н. Григорян с просьбой дать разрешение на переиздание моих переводов Цатуряна. Однако, поскольку переводы попали в ученые руки, к ним присоединились другие переводы, сделанные до меня Ю. Веселовским, К. Бальмонтом, И. Буниным. Новый редактор перевода не интересовался редактурой Лозинского и даже не упомянул о ней. В книге, вышедшей в свет в 1958 году, были еще и другие переводы, как новые, так и старые. Все мои просьбы о том, чтобы память великого поэта-переводчика Лозинского была сохранена, потерпели поражение.
Чтобы дать понятие о стихах Александра Цатуряна, привожу в заключение четыре строчки, переведенные мною и одобренные Михаилом Леонидовичем:
16. Ольга Форш[513]
Много раз мы с Ольгой Дмитриевной Форш возвращались вместе со всевозможных писательских собраний и никогда не могли наговориться досыта. Расставаясь, мы стояли еще долго где-нибудь в подворотне, и я читала ей недавно написанные мои стихи, а она рассказывала мне про только что найденную ею достоверную деталь, необходимую для одного из ее исторических романов, деталь, за которой она давно охотилась, чувствуя, что обязательно должна найти ее, — и вот нашла про масонов, «и как раз то самое, что мне было нужно, — слушайте…».
Мы простаивали с нею еще и еще четверть часа и наконец расходились по домам, обещая друг другу встречаться чаще. Но проходило три, а иной раз и четыре месяца, пока очередное писательское собрание снова сталкивало нас.
Я всегда радовалась, увидав издали ее умное, одухотворенное лицо, с черными, как вишни, глазами и гривой непокорных, присыпанных солью волос, ее усмешку, полную веселья и задора, но чуть-чуть грустную.
У Ольги Дмитриевны был необычайно низкий голос, контральто, немного скрипучее, — его даже можно было назвать женским басом, а росту она была небольшого, со склонностью к полноте, которая в поздние ее годы сделалась даже болезненной. Но в начале двадцатых годов она была еще очень подвижна, двигалась резко, ее ноги и интеллект казались неутомимыми. Она не стеснялась расстояния и жадно впитывала в себя все, что видела, слышала и читала.
Помню, как она первая заметила глубокомысленную надпись, появившуюся в начале нэпа на платформе тогдашнего Детскосельского вокзала, куда прибывали из Павловска и Детского Села поезда, переполненные торговками, жаждущими подороже содрать с голодных горожан за необходимое их детям молоко. «Молочницы выделяются в хвост» — обозначено было крупными буквами на куске фанеры.
Мы десятки раз проходили мимо этой надписи, сердясь, что никак не можем попасть в поезд, забитый толстыми, часто полупьяными молочницами, возвращающимися по домам — к своим коровам. Только одна Ольга Дмитриевна заметила, что железнодорожная власть принимала твердые меры, желая обеспечить порядок в поездах и удобство пассажирам, — молочницам предлагалось занимать места в конце поезда: «Молочницы выделяются в хвост!»
510
По-видимому, речь идет об издании «Ада» Данте с комментариями А.И. Белецкого (М., 1940), поскольку в последующих изданиях печатались примечания самого Лозинского.
511
Л.К. Чуковская пишет: «Михаил Леонидович Лозинский скончался 31 января 1955 года; жена его, Татьяна Борисовна, убедившись, что он — накануне кончины, приняла яд. Оба они умерли в один и тот же день и в один день похоронены» (
512
Имеется в виду Ленинградский Дом писателей им. Маяковского на Шпалерной (тогда ул. Воинова).
513
Впервые (с купюрами; под заголовком «На память о подворотнях») — в кн.: Ольга Форш в воспоминаниях современников. Л., 1974. С. 94—100.