В этом юноше был дерзкий дух, и его борьба с идеологами РАППа внушала симпатию всем, кто любил литературу. Он был настоящий поэт, избранник муз. Как это ему удавалось — не знаю, но его книги стихов выходили одна за другой в Москве, где его травила критика, а читатели и слушатели принимали с восторгом.
Я не была знакома с Есениным, но написала ему стихотворение, которое было напечатано в одном из тонких журналов Ленинграда[570]:
Помню, кто-то из ленинградских имажинистов, а в этой группе были три ленинградских поэта — Вольф Эрлих[571], Владимир Ричиотти и Григорий Шмерельсон[572] — рассказывали мне, что спросили у Есенина, как ему понравилось мое стихотворение.
Он ответил:
— Понравилось, но зачем «издалека», вполне можно встретиться, — и улыбнулся.
По правде говоря, я бы даже сказала, что не искала, скорее избегала, встречи с ним, не симпатизировала его крестьянским стихам и не любила того, что его друзья называли «имажами».
Есенин после стихов о «Москве кабацкой» создал поэму о Пугачеве. Критика ее встретила в штыки. В 1925 году он снова приехал в Ленинград и встретился здесь со старыми друзьями. Остановился он в гостинице «Англетер».
В один из ближайших после приезда Есенина дней[573] у меня было свидание с Марией Михайловной Шкапской в Гослитиздате. Мы встретились и обменялись новостями на площадке лестницы шестого этажа, после чего прошли в комнату перед кабинетом директора, где обычно сидели секретарша и машинистка. Здесь было людно, ждали приезда директора несколько поэтов и прозаиков. Кто-то рассказал о приезде Есенина, который собирается выступать с новыми стихами.
Вольф Эрлих сказал, что расстался с ним накануне в «Англетере». Неожиданно позвонил телефон. Секретарша послушала и сказала:
— Хорошо, кого-нибудь сейчас пошлем.
Она сказала это так серьезно, что все замолчали и стали прислушиваться.
— Звонят из гостиницы «Англетер», там несчастье с Есениным.
Вольф Эрлих вскочил сразу:
— Я побегу туда. Пусть еще кто-нибудь пойдет со мной.
Вызвались Николай Браун и Всеволод Рождественский. Позже пошел туда Павел Николаевич Медведев.
Мы, взволнованные, остались ждать. Стали гадать, что могло случиться с Есениным. Сердце у него хорошее, вот только пьет зверски. Все столпились на лестнице, ожидая возвращения Брауна и Эрлиха. Внезапно снова звонок: это был Браун. Он сообщил, что Есенина нашли повесившимся. Директор уже вызвал доктора и милицию. Все быстро разошлись. Кто ушел домой, кто побежал в «Англетер». Мы с Марией Михайловной не могли разойтись сейчас же по своим делам и решили все же пойти в «Англетер». Гостиница (она осталась в таком же виде, как и тогда[574]) казалась безлюдной. Мы спросили у швейцара, в каком номере был Есенин, и поднялись по лестнице. Швейцар сказал нам в спину:
— Его уже увезли.
Комната была темная, на диване лежал чемодан, вещи были разбросаны. Швейцар объяснил нам:
— Вот здесь на карнизе он повесился. Пришлось взломать дверь. Оставил записку, написанную кровью.
— Зачем кровью? — удивились мы. — Разве не было чернил?
Но на столе стояла чернильница, и швейцар объяснил нам, непонятливым, что Есенин хотел себе разрезать жилы на руках и сделал это бритвой. Записку тоже забрали в милицию.
Мы постояли несколько минут в этой комнате с окном во двор, полутемной, и решили, что тело, должно быть, привезут в Союз поэтов. Надо пойти заказать цветы.
Я заказала цветы в магазине рядом с пассажем и, возвратясь домой, стала договариваться с нашими товарищами из Союза поэтов. Узнала от Рождественского, что тело привезут только на следующий день с утра. Нужно еще заказать гроб.
570
Стихотворение «Сергею Есенину» было опубликовано в газете «Жизнь искусства» (1924. № 11), оно вошло в сборник «Упрямый календарь» (1929) вместе со стихами памяти поэта.
571
В. Эрлих — автор воспоминаний о Есенине. На «Книге стихов» (Л., 1934), подаренной Полонской, он написал: «Елизавете Григорьевне Полонской на добрую память — всю злость, которую я успел зарифмовать. I4/VI 34. В. Эрлих».
572
Сохранилась подаренная имажинистом Шмерельсоном Полонской книга «Шиш» (содержит по одному стихотворению Шершеневича и Шмерельсона; Пг., 1924) с надписью: «Лирический ШИШ глубокоуважаемой Елизавете Григорьевне Полонской Шмерельсон. 22 IV 24».