— Когда мне принести другие поэмы? — с надеждой посмотрела на меня Чарская.
Я обещала прийти к ней домой и прочесть все, что она мне покажет. Я взяла ее адрес. Она жила совсем недалеко, на Разъезжей улице, дом 7.
Это была чистенькая, бедная двухкомнатная квартирка, с окнами во двор, в четвертом этаже. Вход с лестницы через кухню в столовую. Из столовой дверь вела во вторую комнату — видимо, спальню, — куда Лидия Алексеевна меня не пустила. Оттуда она принесла несколько десятков разрозненных школьных тетрадок и положила их на обеденный стол.
Почерк был красивый, невыразительный.
— Простите, у меня не все перепечатано на машинке. Знаете, Вова очень занят. Он работает бухгалтером в Тресте. Если нужно переписать что-нибудь, он остается после работы. Вова — это мой муж, Владимир Николаевич. У него плохое здоровье.
Я узнала из рассказов Чарской, что она нигде не работает, но получает небольшую пенсию, как бывшая актриса Александрийского театра.
— Я бы ни за что не ушла из театра, но меня сократили по возрасту.
Муж еще не был на пенсии. Немного стесняясь, Лидия Алексеевна призналась, что муж моложе ее.
— Знаете, он нашел меня по адресному столу. Ему так нравились мои повести. Он читал их в детстве, и кто-то сказал ему, что я еще жива. Он пришел ко мне и стал ходить, а потом мы обвенчались.
У Лидии Алексеевны был сын от первого брака.
— Он на военной службе, на Дальнем Востоке. Пишет редко — у них столько работы. Если бы он получал жалованье, то посылал бы мне, конечно. А то мы живем на Вовину зарплату. Знаете, получают очень мало. Нам едва хватает до конца месяца, вот я и хотела приработать. И потом я с таким удовольствием писала эти стихи. Конечно, Вольф не напечатал бы их никогда, — он не издавал стихов.
— А как вы начали писать для Вольфа? Это очень интересно…
Постараюсь передать ее рассказ.
Лидии было 16 лет, когда она кончила институт, и сразу же начались все несчастья. Разорился и умер отец, заболела мать, девочка стала искать работу — переписку, уроки.
Как-то раз, проходя мимо издательства «Вольф и сыновья»[603], она решила подняться на второй этаж и спросить, не найдется ли какой-нибудь работы. Ее принял сам хозяин, расспросил, где она училась, какие отметки в аттестате.
— Я хорошо пишу, — похвасталась окая в надежде получить переписку, — в институте я много писала, и мой почерк был очень отчетливым.
— А что вы писали? Вы, должно быть, писали письма, ваши родные были далеко?
— Нет, мои родные в Петербурге. Я вела дневник каждый день, я могу вам принести показать.
— Принесите, — согласился Вольф, — завтра в это же время. Пройдете прямо в мой кабинет. Скажете, что я так велел.
На другой день Лидия принесла в кабинет издателю десять аккуратно переплетенных тетрадей, исписанных крупным почерком. Вольф был занят. Он обещал посмотреть дневники и дать ответ через неделю.
Через неделю он оставил у себя дневники Чарской.
— Печатаю. Даю вам сто рублей гонорара. Книга будет называться «Записки институтки».
Так началась литературная карьера Лидии Чарской, «властительницы дум» нескольких поколений русских детей.
Лидия Алексеевна даже не знала, что с издателем нужно заключить договор. Получив свои сто рублей, она вне себя от радости прибежала к больной матери, и мама долго не могла взять в толк, что же случилось с Лидочкой и какую работу она получила. Но деньги ей очень и очень пригодились.
«Записки институтки» имели ошеломляющий успех. И Вольф сразу же после того, как разошлось первое издание, пустил книгу вторым и третьим изданиями.
Приехав к Чарской на квартиру в своей карете, он привез громадный торт и букет цветов. Пожимая руку девушке-писательнице и целуя руку матери, он заявил:
— Пишите еще. Буду печатать все.
Но уплатить за переиздание он и не собирался, да Лидии это и не приходило в голову.
Она мечтала о театре. И ее желание сбылось. Александринский театр принял ее в свою труппу — правда, на маленькие роли[604]. Чарская всю жизнь мечтала играть романтических героинь: Амелию в «Разбойниках» Шиллера, или Ларису в «Бесприданнице», или Раутенделяйн в «Потонувшем колоколе»[605]. Но у нее не было драматического таланта, и она писала книги потому, что читатели требовали книг. Она писала про Люду Влассовскую, про княжну Джаваху, про Вторую Нину[606].
Каждая книга была радостью для читателя. А героини их были такие же девочки, восторженные, правдивые, бедные, честные. Они страдали от злой мачехи, от несправедливых учительниц, они были разлучены с друзьями, с родными, их мучила школьная дисциплина, они влюблялись в недоступных героев, они умирали от счастья на койке институтского лазарета вдали от родного Кавказа. Поэзию романтического Кавказа принесла Чарская русским детям[607], наивно пересказав то, что давали большие поэты России.
603
Рассказ апокрифичен, поскольку к 1893 г. (когда Чарская окончила Павловский женский институт) М.О. Вольфа давно не было в живых — он умер в 1883 г. Издательство «Товарищество М.О. Вольф», созданное в 1882 г., действительно в большом числе печатало книги Чарской, и «Записки институтки» были впервые опубликованы в выпускаемом им журнале «Задушевное слово» (в 1901 г., отд. изд. — 1902 г.).
605
Речь идет о стихотворной драматической сказке Г. Гауптмана «Потонувший колокол» (1896).
606
Героини повестей Чарской для юношества «Люда Влассовская» (1904), «Княжна Джаваха» (1903) и «Вторая Нина» (1907).
607
Помимо «Княжны Джавахи» Чарская написала для детей также книгу «Газават. Тридцать лет борьбы горцев за свободу» (1906) — о войне с Шамилем на Северном Кавказе.