Это были все молодые мальчики, с розовым цветом лица, коротко постриженные, в аккуратных костюмчиках. Изредка среди них попадались бородатые, с буйной шапкой волос мужчины, небрежно одетые, и я понимала, что это мои земляки — русские, приехавшие учиться в Париж. Женщин в аудитории было очень мало. Француженок я не видела, но сразу различала русских по одежде, по прическе, по шляпкам, по моде того времени похожим на грачиные гнезда, которые они почему-то сочли возможным не снимать.
В перерывах русские подходили друг к другу, знакомились. Из аудитории полагалось выходить всем, а помещение проветривалось. Студенты выходили с шумом, переговаривались, называя друг друга по именам, — ведь многие из них вместе кончали одни и те же колледжи. Они действительно были очень молоды, им было лет по семнадцать, в отличие от русских, по большей части зрелых людей.
Я обратила внимание на одну хорошо одетую и причесанную статную молодую женщину, вокруг которой толпились студенты, — они говорили между собою по-французски, пропустили ее вперед и уступили ей место на одной из первых скамеек. Она держалась уверенно, но сдержанно. Я узнала впоследствии, что это была единственная француженка на нашем курсе мадемуазель Берто. Она была много старше мальчиков — должно быть, лет двадцати пяти. Позднее мы работали с нею в одной больнице, и она была все такой же строгой, сдержанной, почти суровой.
В полдень, после трех лекций, наступал перерыв на обед, и вся толпа веселой молодежи хлынула на улицу.
Ко мне подошла блондинка с пышными золотистыми волосами и спросила: «Вы из России?» Мы познакомились. В течение всех лет моей парижской жизни Лена Гершанович была моим спутником — то несколько дальше, то ближе.
После обеда в институте были практические занятия в лабораториях, где так же строго учитывалось присутствие и отсутствие студентов. А по окончании занятий Лена повела меня обедать в русскую столовую на улицу Муффтар, так называемую «Муффтарку». Улица была рабочая, населенная ремесленниками, тесно заполняющими старые, облезлые, еще времен Великой революции дома. Столовая тоже была грязная, из нее на всю улицу пахло борщом и кашей. К обеду не подавали вина, как во французских ресторанчиках, одно блюдо стоило 30–40 сантимов, хлеб и булка лежали на столах и ничего не стоили. Публика напоминала мне посетителей столовой Технологического института в Петербурге, но была еще беднее. Многие посетители подсаживались к столикам, заказывали какие-либо овощи и ели их с хлебом или даже просто перекладывали хлеб в свои карманы. Тут было много эмигрантов из России, бежавших от преследований царского правительства. Лена мне показала несколько матросов с «Потемкина», приговоренных к смертной казни, был там и Хрусталев-Носарь, председатель Санкт-Петербургского Совета рабочих депутатов в 1905 году.
Обросшие, плохо одетые, с голодным блеском в глазах, не знающие французского языка, они давно уже скитались по Парижу в поисках работы, готовые взяться за любой труд. Те из них, у кого была профессия монтеров, механиков, слесарей, иногда находили занятие на предприятиях рабочих окраин — Иври или Монружа, — но редко застревали там, оттого, что их тянуло в свою среду, где они могли говорить по-русски, обмениваться новостями из России, которая оставалась для них любимой и желанной, где могли почитать газету на родном языке. Этот серый русский хлеб, который подавали только здесь, в «Муффтарке», притягивал их как весть из России, извергшей их и все же бесконечно дорогой им.
Поглощая блюдо из белых фасолей под мясным соусом, самое дешевое и сытное, Лена тоже рассказывала мне о родине, о своих братьях. Потом она повела меня на улицу Рю де Гобелен в Тургеневскую библиотеку.
Тургеневская библиотека была центром русской эмигрантской жизни тех лет в Париже. Мне, вероятно, рассказывали историю ее возникновения, но я ее запамятовала. Она, кажется, чем-то была связана с именем или личной библиотекой Тургенева[204]. Библиотека занимала длинную нескладную квартиру дома на Авеню де Гобелен, всю заставленную стеллажами, на которых до потолка высились книги: число их все увеличивалось, потому что библиотека бесплатно получала многие журналы и газеты из России, а также все заграничные издания на русском языке. Кроме того, многие писатели, живущие за границей или бывающие там, дарили свои книги «Тургеневке». Раз в год русская колония в Париже устраивала роскошный бал-маскарад, и часто выручка от билетов и буфета шла в пользу библиотеки.
204
Тургеневская библиотека была создана в Париже в 1875 г. при непосредственном участии И.С. Тургенева, передавшего ей книги из своей библиотеки (а также средства, вырученные при проведении Литературно-музыкального утра с участием Тургенева, Г. Успенского, Н. Курочкина и П. Виардо). Библиотека пополнялась не одним поколением читателей-эмигрантов. В начале Второй мировой войны русские писатели, жившие в Париже, передали на хранение в Тургеневскую библиотеку свои архивы. Во время оккупации Парижа библиотека была вывезена в Германию и погибла. После войны восстановлена и существует в Париже по сей день.