Томас Манн очень подробно писал о теории музыки в романе «Доктор Фаустус». Но каждый профессиональный писатель надеется, что читатели оценят его книгу в первую очередь как художественное произведение, а не как учебное пособие по узкой специальности. Я не являюсь писателем-профессионалом, но я очень надеюсь, что мой читатель будет снисходительным к моим неопытным усилиям. Я обещаю, что эта книга не будет учебником по ракетостроению или аэродинамике летательных аппаратов. Я также обещаю избегать всякой технической лексики, которую понимают только инженеры, а также слов специального языка математиков и физиков; я буду выбирать все свои термины из обычного разговорного языка.
Мы редко даем себе отчет в том, какая громадная часть наших прошлых переживаний будет забыта со временем. Это несовершенство памяти проявляется и при повторном чтении книги, если с предыдущего обращения к ней прошло несколько лет. Нечто подобное случалось со мной при втором просмотре фильма или спектакля, при повторном прослушивании оперы, если с первого знакомства с этим произведением прошли годы. Я понимал, что до этого повторения в моей памяти оставались лишь некоторые детали увиденного или услышанного. Я предполагаю, что если кто-нибудь получил бы возможность прожить собственное прошлое во второй раз, он бы совсем не заметил, что это было бы повторением. Настолько новым оказалось бы для него очень многое. Для крепости воспоминаний очень хорошо делать записи о важнейших эпизодах прошлого. Жители острова писали много писем друзьям и родственникам на родину, описывали события своей жизни, вкладывали фотографии. Я опирался на эти документы в работе над своей книгой.
Но мы забываем не только собственные переживания, но и многие из прогнозов, которые нас когда-то так волновали. Начиная от прогноза погоды на следующий день, на приближающиеся зиму или лето до прогноза об успехе или провале задуманного дела. Собственные высказывания улетучиваются из памяти моментально, особенно если реальная жизнь не оправдывает ожидания. Но слово в записной книжке уже более долговечно. Пишущий, если он делает предположение о будущем, при перечитывании замечает, что события развивались совсем по-другому, отсюда следует, что судить о будущем надо осторожно, осмотрительно и сдержанно.
ПОТРЯСАЮЩАЯ НОВОСТЬ
Это было в теплый солнечный октябрьский день 1957 года. Я со своими коллегами по кафедре «Прикладная аэродинамика» Технического Университета Дрездена сидел за праздничным столом. Рабочие, ассистенты, чертежницы, секретари — все были одеты по-праздничному. В первый раз сотруднику нашей кафедры, воссозданной в 1952 году, была присуждена степень кандидата наук. Этим сотрудником был занимавший должность старшего ассистента молодой, энергичный, стройный блондин Рупрехт Фогель.
В те времена в Технической высшей школе защиты диссертаций были еще редкими, и кафедры старались с юмором возвестить об этом событии общественности. Химики, например, устроили на территории школы и прилегающих к ней улицах праздничное шествие на осле. При этом коллеги виновника торжества, имитируя средневековых алхимиков, маршировали за ним в белых халатах и полотенцах, повязанных в виде арабских тюрбанов.
Автомобилисты разыграли такую сцену. Они отыскали одноцилиндровый автомобиль прошлого столетия, выглядевший как маленькая открытая карета без лошади и оглоблей. Новоиспеченный кандидат правил этим экипажем, а праздничное общество шествовало сзади. Все мужчины были в черных цилиндрах. Такие цилиндры тогда еще хранились в некоторых домах как фамильная реликвия. Представители прошлого поколения надевали такие головные уборы на свадьбы и на погребение.
На нашей кафедре молодая, симпатичная, энергичная и очень деловая секретарша устроила для праздничного шествия нечто особенное. За несколько дней до этого события от меня потребовали написать на большом листе ватмана черной тушью и красками портрет аспиранта. Как выразилась секретарь, «слегка в карикатурном виде». Этот портрет должен был нести в голове процессии молодой слесарь. Все остальные приготовления оставались для меня тайной. Когда комиссия и защитившийся аспирант покинули зал заседаний, в большом холле уже собрались все сотрудники кафедры.
Нового кандидата поздравили, вручили ему букеты цветов, повесили на грудь острозубую звезду-орден, а на голову водрузили большую черную шляпу с высокой острой тульей. Веселая часть празднества началась. Шествие построилось и спустилось по широкой каменной лестнице в солнечный парк около здания. Еще на лестнице сквозь стекла большой двери я заметил внизу что-то необычайно громадное и серое. Но только во дворе глазам всех присутствующих предстал настоящий слон, возле которого стоял смуглый индиец в тюрбане. Секретарша заказала эту парочку в цирке.
Кандидат должен был вскарабкаться на слона и на нем прокатиться. Во время нашего пути по Георг-Бер-Штрассе, по площади Фритц-Форстер и Айнштайн-штрассе все участники без конца фотографировали друг друга. Нашим конечным пунктом был Дом ученых с маленьким рестораном, куда наш молодой кандидат пригласил всех на банкет. И вот, сидим мы умиротворенные и расслабленные в дружеском кругу. Все тосты и поздравления уже произнесены. Я предложил нашему ассистенту инженеру Хорсту Илленфельду описать наше необычное шествие, проиллюстрировав его фотографиями и послать в Дрезденскую ежедневную газету. Все стали тут же придумывать соответствующий заголовок. Итог нашей напряженной мыслительной деятельности звучал примерно так: «Слонофантастическое в Технической высшей школе».
Вдруг в этот момент входит один из ассистентов: «Только что на околоземную орбиту запущена искусственная луна!» «Американцы или русские?» — спросил я. Вопрос был понятен. 1957 год был объявлен годом всемирных геофизических исследований. Американцы объявили, что для наблюдения над землей они запустят искусственный спутник. В западногерманском городе Ганновере они даже организовали выставку, посвященную ходу их подготовки к этому запуску. Я во время пребывания в Ганновере посещал эту выставку. Но русские до последнего момента молчали.
После этого события слово «спутник» в русской транскрипции стало интернациональным. Об этом дне тогда писали многие газеты. Американцы попытались быстро наверстать упущенное, но у них было слишком много неудачных стартов. У нас в народе ожидаемый, но не запущенный американский аппарат прозвали «шпетником», то есть «запоздалым», по поговорке: «Приедет поздно, но приедет», в то время как русское слово «спутник» в немецком языке ассоциировалось со словом «спутен» — «торопиться».
После возвращения из Советского Союза я за пять лет постепенно почти совсем отдалился от тех технических задач, которые стояли перед нами на Городомле. Я читал лекции в Дрезденской технической высшей школе, сначала по теории гидротурбин, затем курс гидроаэродинамики. У меня была маленькая лаборатория с экспериментальными стендами для гидротурбин и струйных насосов, а также небольшая аэродинамическая труба. Но теперь, после старта спутника, я захотел оживить и записать свои воспоминания о жизни на острове.
Я нашел старые записные книжки. В них были только философские размышления, рассуждения об искусстве, особенно о театральных спектаклях, и разговоры с друзьями. Я не делал никаких записей о технических проблемах. Все это нужно было восстановить по памяти. Однако мысль уже начала реконструировать события тех лет, и не только технические проблемы, но и всю нашу тогдашнюю жизнь.