Мы обменялись несколькими фразами. Она поинтересовалась, во сколько я собираюсь вернуться домой, и, узнав, что в шесть, посоветовала мне не отпускать такси, когда она выйдет, а ехать прямо на нем. Шофер добросовестно вел машину, принимая все сказанное к сведению.
Не знаю почему, но мне стало спокойно. Обо всем, что меня мучило, я уже передумал, на это ушло поразительно мало времени: что-то около сорока минут. И хотя все осталось по-прежнему, я не хотел больше к этому возвращаться. Других же обязательств на сегодня у меня не было. Я не обязан был ехать с этой девчонкой в такси, но не обязан был и вылезать на улицу. Она поставила себя так, что я вообще не обязан был ничего для нее делать: ни занимать ее разговорами, ни изображать из себя не то, что я есть, хотя и изображать из себя то, что я есть, я тоже не был обязан. От меня не требовалось ничего, я словно выпал из времени и из привычных связей, и это было именно то, чего я хотел от сегодняшней ночи.
Наконец девочка прибрала свои волосы, слишком легкие, должно быть, чтобы их можно было надолго уложить, и, не покрывая головы платком, отвернулась к окошку и притихла. Вдруг машина с разгону влетела в снегопад, и большие хлопья заметались вокруг, залепили переднее стекло. В кабине все почернело. Шофер чертыхнулся и включил щетки, и через минуту их щелканье слилось с ровным шорохом снега и стало такой же частью снегопада, как темная кабина, полная мигающих теней, как мы.
Должно быть, и она ощутила это МЫ и оглянулась на меня, как мне показалось, с беспокойством. Я протянул ей сигареты, она покачала головой,
— Забыл предупредить вас, что я неразговорчив, — сказал я.
Ну что вы! — быстро отозвалась она. — Мне нравится, что вы молчите. Я не люблю, когда с ходу начинают рассказывать о себе. Все любят рассказывать о себе, и никто не любит слушать. Одни смешные случаи, как будто ничего, кроме смешного, с человеком и произойти не может.
А разве то, что с нами сегодня случилось, не смешно? — спросил я.
Сейчас смешно, — подумав, сказала она, — а сначала было страшно. Мне повезло, что я вас встретила, а то бы я, может быть, и вернулась. Замерзла бы и вернулась.
Домой?
Нет, — коротко ответила она, и я не стал расспрашивать.
То ли она сочла свой ответ слишком резким, то ли посчитала нужным внести в ситуацию кое-какую ясность, — не знаю, но, помолчав, она добавила:
— Один человек много бы отдал сейчас, чтобы узнать, где я нахожусь.
Я усмехнулся про себя этой ребячьей фразе, но не сказал ничего. Я вытряхнул из пачки сигареты и стал закуривать.
— Я до сих пор не уверена, что была во всем права, — медленно проговорила она, внимательно глядя, как я прикуриваю.
«Милая девочка, — подумал я, — а кто во всем прав? Да и можно ли быть во всем правым?»
Но тут машина резко вильнула вправо, к тротуару, и шофер, энергично затормозив, опустил ветровое стекло.
— Ну что? — сказал он, не выпуская папиросу изо рта. — Жить надоело, что ли?
Сквозь снег мы не разглядели, с кем он разговаривает. Заднее стекло машины было сплошь залеплено снегом, и, оглядываясь, мы ничего не видели.
— Куда вам ехать-то? — спросил шофер и, посмотрев через плечо на нас, бросил: — Да нет, они не возражают. Им не к спеху.
Дверца распахнулась, и вместе со снегом и сырым ветром в кабину ввалился мальчишка в коротком пальто и меховой с козырьком шапке, которая, должно быть, была ему велика, потому что козырек торчал на уровне переносицы. Он сел рядом с девочкой и, положив руку на спинку сиденья, сказал:
— С новым счастьем!
Он был слегка пьян, от него пахло водкой и хризантемами.
— Давайте все целоваться! — призвал он с убежденностью в голосе. — Все! Это нужно.
Девочка взглянула на него пристально и сказала:
Вы на себя в зеркало когда-нибудь смотрели?
Нет, а что? — забеспокоился попутчик и вытер щепоткой нос.
Посмотрите, — сказала девочка. — Увидите много забавного.
Как видно, она привыкла расправляться с подобными юнцами, и он почувствовал эту привычку и смирился.
— Сидите спокойно, — прибавила она, когда попутчик снова завертелся.
Машина тронулась и снова остановилась, и мы поняли, что нашему спокойному круизу пришел конец. Шофер наш оказался из тех, что ищут добра именно от добра: рядом со мною на заднее сиденье втиснулся еще один приятель, а на переднем уместились сразу двое.
— Ничего, — объяснил себе шофер. — Милиция сейчас сквозь пальцы смотрит.