Собачьи слёзы
Никогда я не видал, как плачут крокодилы. Не первый десяток лет уже работаю, под разными начальниками побывал и женщин много разных знанывал… И даже тёща у меня была. И не одна. Одним словом, короче, я понимаю, что такое крокодильи слёзы. А вот видать — не видал. А тут как-то раз услышал «собачьи слёзы на щеках»… А у меня к словам разным такое отношение… ну, типа, знаете как… вот жизнь идёт, а я вот этого ещё не знаю… и тут вот кто-то там — «собачьи слёзы на щеках»… И знаете как, вот вроде и не обидно, даже жалостливо как-то, а… все равно собачьи. А сегодня я их увидал.
Да совсем глупо всё получилось. Собака такая — дворовый рыжий шкет, не так чтобы высокая… прогонистая… одним словом, если не гончая, то легавая, во всяком случае, в её дворах гуляла. Уши вислючие… самые такие — для поэтов и алкоголиков. И ещё мальчишкам они нравятся. Девчонки — они глупые, им уши нужны стоячие или уж совсем до земли висючие: ну, чтоб для полной красоты или кошмарного уродства. А пацанам нужно такое, чтобы можно было сказать «зёма» или уж совсем святое «брат». Тут никакого эстетства — сплошная вислоухость.
И что ему приспичило на ту сторону улицы перебежать?..
А уже сентябрь. Темнеет рано. А еще непривычно. А тут ещё и холода, и дождик такой противный — крупный, холодный, каждой каплей так ровно в лысинку и смачит — до самых пяточек. Одним словом, людей нет. Если не считать бомжей, алкоголиков, ну и прочих лузеров, типа меня.
Одним словом, короче, сидим это мы на остановке: проститутки по мобилам трындят, синяки под три семёрки обсуждают, как им удалось лишнее ведро помидоров с поля унести, а я иду с работы, жду автобус, да и постольку поскольку у меня сегодня опять не получилось в отпуск уйти — с конца июля всё отправляюсь, но их бин зер плёхо арботайтник, у меня всё вечно не закончено, а заменить меня некем, так что вот уже и октябрь на носу, а мне светит лишь благомилостивое освобождение от вынесения строгача со всеми проистекающими… Впрочем, нормальный у меня начальник. Немецкого не знает. Он и с русским-то… Это я отяжелён многими знаниями. Например, когда у меня ничего не получается, я ругаюсь не по-русски: «Шайс мит райс* и три китайца!» — катаклизм, одним словом. А когда шеф недоумевает, почему у меня что-то там не получается, то я ему отвечаю на другом языке: «Элементарно, Уатсон! Уипьем уодки — и усё устанет элементарно!» С женщинами я говорю по-французски… Впрочем, не стану я вам раскрывать все свои секреты! И не просите! Сами не маленькие — свои языки придумывать пора. Ну вот. Сидим, короче, мы на остановке: проститутки по мобилам трындят, синяки под три семёрки обсуждают, как им удалось лишнее ведро помидоров с поля унести, а я иду с работы, жду автобус, да и постольку поскольку у меня сегодня опять не получилось в отпуск уйти… Одним словом, в смысле, короче, прикупил бухлобира, потягиваю.
И что ему приспичило на ту сторону улицы перебежать?..
Кобелю этому. Или, может быть, сучке. Скорее, кобелю: слишком уж напористо бежал. Бабы так не бегают. Бабы лежат дома на мягком диване, костерят всех мужиков и ждут прынцов на белом мэрине!.. С-суки! То есть девочки. Это нам, кобелям…
Одним словом, приспичило кабыздоху этому на ту сторону улицы перебежать.
А вислоухий: ему зелёный зажегся, машины встали — а людей нет! — никто не переходит, а в одного — он боится… Туда-сюда мечется, нам в глаза заглядывает, подскуливает, а дальше не идёт.
А тут уже и «зелёный» кончается. Машины напрягаться стали. А ему — ну позарез нужно на ту сторону! Ну, он и ломанулся.
А там парень на «копейке» ехал… Нормальный такой парень. Просто у него тоже конец рабочего дня, домой торопится. Тут ему зелёный включился — ну, он, не сбавляя скорости, и помчался дальше. Ну не видел он кобеля того совсем. Ехал себе и ехал… А тут — сучара этот лопоухий… Из-за машин как выскочит и — прямо ему под бампер. Он и не видел вовсе.
Парень-то — по тормозам… куда там! Так задок и снёс кобелю. Тот крутанулся в воздухе несколько раз и плюхнулся на асфальт.
Городок у нас небольшой. Машин — и того меньше. Кто ехал тут — остановился. Собрались все, стоим, смотрим.
А чем ему поможешь?
Лежит… голова и передние лапы — в одну сторону, задние — в другую.
И скулит так ровно, однообразно. Без передохов, без вдохов. Ровно так. И всё выше, выше. Как телега несмазанная, которую тянут на гору. Он и не вдыхал совсем. И слова все понятны. Никакой обиды — только непонимание: «Ну почему вы меня так? Ну за что?..» И всё выше, выше. Ровно так.
Парень стоял, стоял, да не выдержал: потянулся было к собаке этой — помочь ей хоть чем может. А та как тявкнет — откуда и басы взялись! — зубами клацнула: не трогайте меня! Парень отпрянул. Она опять голову положила и вновь заскулила. И слова всё такие понятные — глухонемой и тот бы понял: «Ну почему вы меня так? Ну за что?.. Я вас так любила!..»
И всё выше, выше… На излёте уже.
И собака-то слова доброго не стоит — кабыздох дворняжный — а вот как он так ровно, без передыхов, без вздохов и всё так ровно, всё так выше, выше… И слова-то всё такие понятные…
Проститутка обдолбанная прибежала. Заорала: «Да что ж вы смотрите, сволочи?!.. Ну сделайте хоть что-нибудь!» Упала на колени перед собакой, руки протянула — та зубами клацнула — только что вены не вскрыла.
У меня еще пиво оставалось — я отдал проститутке.
Одним словом, короче, издохла собака. Оттащили его за бордюр — там и бросили.
Машины разъехались А я поехал к друзьям. Там и нажрался, как собака.
Да ну Вас на фиг, в самом деле! Не видели Вы слёз собачьих… Ну, вот и всё! Уйдите от меня!..
_________________
* Scheiße mit Reis — (нем.) дерьмо с рисом
Городские собаки и мои французские сны
Цикл миниатюр
Городская собака, легавая, подбегает ко мне и прячет свой обрубок хвоста в моих коленях. Она же знает, что не предам: я же по гороскопу собака, хотя и очень боюсь собак. Просто я тоже охотничий.
* * *
Плыву это я в Сене… Хотя, конечно, по правилам русского языка надо говорить «плыву по Сене», но это — когда плывешь на лодке или там на плоту, тогда — да, тогда — «по». Но мне-то снится, что я просто лежу на спине, и меня тихохонько влечет течением. Как эту… ну, вы поняли. Так вот. Плыву это я в Сене — бревно бревном, даже не пукаю. Проплываю мимо баржи, в которой живет Пьер Ришар. На другой барже студенты целуются. А я плыву себе, лягушки по мне прыгают…
Говорят, в Сене давно уже нет лягушек, но я-то плавал, я-то знаю.
* * *
Хороший солнечный денек начала мая жмурился, потягивался, завалившись на спину, вытягивая лапы и растопырив пальцы, и тихонько со стонами мурлыкал. Я сидел на скамейке аллеи, вытянув ноги и раскинув руки. Нога на ногу. Пиджак — рядом, галстук — в кармане. Три или четыре верхние пуговицы рубашки расстегнуты. Сидел на скамейке, вытянув ноги и раскинув руки. Смотрел на цветущую вишенку, бог весть, какими судьбами занесенную в центр города, и думал о том, что славно было бы сейчас кофейку да с чем-нибудь эдаким. Вы никогда не пили горячий кофе с холодным виноградом? Кофе должен быть горячий и без сахара, а виноград — белый. Лучше всего мускат. Но это — в августе. А сейчас, в мае — с каким-нибудь этаким ликером, шартрезом там или бенедиктином. Вот! С розовым ликером — я в Одессе пробовал. А еще недурственно бы покурить. Да уж больно хорошо я сижу. Да и вообще, курить надо бросать. Рядом со мной на скамейку присел скоч-терьер и устремил глаза в том же направлении. Он только изредка косился на меня, остальное же время пристально и серьезно, не шевелясь, смотрел на вишенку, — наверное, он вышел из Японии. У них там наша вишня — сакура. И они целыми днями могут смотреть на то, как она цветет. Забывают про сон, про еду — праздник души, именины сердца. У меня с собой не было колбасы или котлеты — только бутерброд с парниковым огурцом, я отломил ему половину хлеба. Он очень аккуратно так, скорее, из вежливости, съел. Тогда я отломил ему и половину огурца. Тоже съел. Ну, точно, из Японии. Тогда я прочитал ему из японской поэзии.