«Обув-ка»? Мэнди.
Мне стоило бы порадоваться тому, что она звонит, что сумела спастись от пурпурных голов и снова хочет поговорить со мной. Но, увы, стоило мне увидеть имя на дисплее, как сердце мое еще чуточку упало. Всякий раз, когда телефон звонил и опять оказывалось, что это не Джен, какая-то часть моей жизни словно утекала в слив раковины.
— Привет, Мэнди.
— Привет, Хантер. Вот, захотела с тобой связаться.
— Ну конечно…
— Прежде всего извини, что сорвала встречу в пятницу.
Я рассмеялся, что оказалось болезненно из-за булыжника в желудке.
Правила гласили не упоминать ни о джаммерах, ни о кроссовках. Несостоявшаяся встреча с Мэнди должна стать нашим маленьким неразглашаемым секретом.
— Все в порядке, Мэнди. Я знаю, ты в этом не виновата. Рад, если у тебя все хорошо.
— Лучше не бывает. Меня выдвинули на повышение.
Я кивнул, ощутив легкий укол боли, которую Джен называла «вот это».
— Но спасибо за заботу. Грег говорил, что ты звонил. Кассандра тоже. По правде, так все хором рассказывали о том, как ты был обеспокоен. Может быть, я, когда в последний раз тебя видела, показалась раздраженной, но, честное слово, никогда не забуду, как ты меня искал.
— Нет проблем, Мэнди. Поиски тебя обернулись… интересными приключениями.
— Да, наслышана. Это еще одна причина, по которой я тебе звоню.
Она помедлила.
— Ну, в чем дело?
— В общем, вокруг того вечера поднялась шумиха, и нам бы хотелось охладить страсти до поры. Клиент не желает иметь никакого отношения к событиям, случившимся на некой вечеринке. Некоторые весьма влиятельные персоны раздражены, и это заставляет серьезно задуматься.
— О!
Мой мозг перерабатывал эту информацию медленно, однако все равно с опережением текста. Клиент не хотел, чтобы пурпурные головы знали об их делишках с джаммерами. Эти влиятельные силы и так были раздражены до крайности и не скоро успокоятся.
— Что это значит, Мэнди?
— Это значит, что я не могу предоставить тебе никакой работы. Во всяком случае, пока.
— Ах вот оно что.
Теперь я понял со всей определенностью: мое дело швах. Ведь я единственный, на кого «хой аристой» могли наложить свои пурпурные руки, единственная ниточка, которая могла привести к джаммерам. Клиент при этом сделает все, чтобы остаться в стороне.
Как бы сделал любой на его месте.
— Мне правда очень жаль, Хантер. Мне нравилось с тобой работать.
— Мне с тобой тоже. Не парься об этом.
— И знаешь, такие неприятности, они ведь не вечны.
— Я знаю, Мэнди. Ничто не вечно.
— Это воодушевляет.
Пятью минутами позже я шарил у себя по полкам, разыскивая, что бы еще продать, когда телефон зазвонил снова. И я снова не стал смотреть на экран, от кого звонок.
«Не от нее, не от нее…»
Может быть, если повторить десять раз, выйдет наоборот?
Вышло. Это была она.
— Э… — сказал я (это означало то же самое, что да, но с куда меньшей надеждой).
— Давай увидимся в парке, там, где встретились в первый раз. Через полчаса, ладно?
— Ладно.
Глава тридцать пятая
— Могу я сфоткать твою обувку?
Она опустила бинокль, повернулась ко мне и улыбнулась.
— Предупреждаю, это запатентовано.
Я посмотрел вниз — оказывается, она сменила шнурки. Сейчас они были сочного зеленого цвета и образовывали вокруг язычка шестиугольник с узлом посередине: это напоминало кошачий глаз, только боком. Остальной прикид был обычным для фирмоненавистников, не считая куртки, точнее — черной, лоснящейся, сверкающей на солнце безрукавки.
— Не беспокойся, — сказал я. — В данном случае у меня не профессиональный интерес.
— Ага, Мэнди звонила и сказала мне. — Она опустила глаза. — Получается, что я тебя подпалила. Вышло малость не то, что мы думали.
— Ничего, переживу.
— Извини, Хантер.
Так вот, значит, почему она позвонила. Чувствует себя виноватой. И решила встретиться из жалости. Губы мои раздвинулись, но с них так и не слетело ни звука. Мне хотелось рассказать ей о том, что я уразумел насчет джаммеров, но все, что следовало произнести, было слишком велико для моего рта.
Джен выждала момент, потом снова поднесла бинокль к глазам.
— Чем любуешься? — удалось наконец выдавить мне. — Бруклинским побережьем?
Я повернулся и тоже посмотрел за реку, туда, где характерные очертания Военно-морской верфи выделялись среди индустриальных зданий, автострад и обшарпанных портовых строений.
Ну конечно. Дженни никогда не сдается.
«Увидимся на фабрике»? — процитировал я.
Так сказала Мвади Уикерсхэм, после того как туда вломились «хой аристой», красные от гнева и не только. Передислокация у джаммеров по расписанию была назначена на понедельник, но с учетом тех сил, которые пришли против них в движение, почему бы не днем раньше?
— Ты думаешь, они останутся в Бруклине?
— Да, полагаю, они родом из Дамбо.
— Говорят, это крутой район.
Мы стояли рядом, плечом к плечу.
— Видела что-нибудь интересное? — спросил я.
— Сам-то ты не пошел следом?
— Зря ты так думаешь. Прошел через весь Стайвесант, а потом в обратную сторону, вдоль реки. В Стайвесанте особо не укроешься.
— Хорошая мысль.
— Согласен.
— Согласись с этим, — с улыбкой сказала она и вручила мне тяжелый, камуфляжной окраски, военного образца бинокль. На миг кончики наших пальцев соприкоснулись.
Противоположный берег мгновенно приблизился и обрел четкие очертания — каждое мелкое движение моих рук отзывалось в окулярах картиной землетрясения.
Я перехватил бинокль потверже, следуя взглядом за мотоциклистом на Бруклинском променаде.
— Что я должен увидеть?
— Проверь сахарный завод «Домино».
Я резко перевел взгляд вперед, опередив мотоциклиста. На миг все в поле зрения расплылось, а потом его заполнили знакомые выцветшие фабричные стены. Чуть подавшись назад, я поймал в фокус незажженные неоновые буквы названия, диагональный желоб для сахара, соединявший два строения, и, наконец, небольшой пустой участок между фабрикой и рекой.
— Арендованные грузовики, — тихо произнес я.
Между грузовиками и открытыми воротами товарного склада сновало несколько фигур.
— Джен, ты не можешь разглядеть номер машины, которая стоит напротив пустующего здания?
— О нет. Цифры и буквы слишком мелкие. Понятия не имею, как их разобрать.
— Я тоже. Но… ты когда-нибудь видела, чтобы профессиональные грузчики работали все в черном? Да еще летом?
— Никогда. И смотри, как они припарковались. Прижавшись к стене, чтобы не было видно с улицы.
Я опустил бинокль. Невооруженному глазу с такого расстояния грузовики представлялись чем-то вроде желтых рисовых зернышек, а темные фигурки — не более чем металлическими опилками, перемещаемыми скрытым магнитом.
— Но они не предусмотрели того, что кто-то может наблюдать за ними с Манхэттена.
— Да уж, такое предвидеть трудно. Эти полевые стекляшки стоят четыре сотни баксов — они из военного имущества бывшего Советского Союза. Но продавец сказал, что, если они мне не подойдут, я могу их завтра вернуть.
— Господи, Джен!
Я осторожно вернул ей бинокль.
Она поднесла его к глазам и подалась вперед над перилами набережной, так что ремень бинокля теперь болтался над водой.
— Клиент должен наварить на обувке серьезные бабки. Я слышала, они собирались реконструировать эти здания и превратить в жилые кондоминиумы. Хотят торговать прекрасными видами Манхэттена, по миллиону за штуку.
— Это, вероятно, не все. Сдается мне, на территории фабрики у них есть телевизионная студия, редакционно-издательский комплекс и черт знает что еще. Такое впечатление, что среда обитания джаммеров — это индустриальная зона.