Димитрий стал играть. Когда дело дошло до штраусовского вальса «На прекрасном голубом Дунае», он заметил, что юная Виолетт глаз с него не сводит.
— Что же вы не танцуете? — удивился отец.
— А с кем мне танцевать? — вопросом на вопрос ответила девушка. — У моего кавалера руки заняты!
Это была любовь с первого взгляда.
Весной 1925-го мои родители поженились, не обратив никакого внимания на бабушкин запрет, и, в ответ на это, последняя сразу же яростно возненавидела невестку. Отец взял в свидетели Чарли Флэга, а мама — Эвелин Ламбер, актрису, двойника Арлетти.
Виолетт родилась на юге, у Средиземного моря, она была сразу и отчаянно веселая, и очень сдержанная. Мой французский дедушка, отец Виолетт, погиб во время Первой мировой, бабушка и прабабушка после его гибели стали торговать рыболовными снастями и наживкой — они держали лавочку то ли в Сете, то ли в Нарбонне, я никогда толком не знал. А потом они обе умерли от испанки. У юной Виолетт не осталось ни брата, ни сестры, ни тетки, ни дяди. Зачем ей понадобился Париж, как она добралась до столицы, — тоже понятия не имею, но всегда слышал от папы, что Виолетт приехала специально для него. У мамы не было образования — недостаток в глазах свекрови и сам-то по себе непростительный, а к тому же еще больше отягчавший главное преступление злодейки против ее величества Анастасии: «Она отняла у меня сына!»
Вскоре произошло знаменательное событие: папа получил работу. Узнав, каким пиротехническим безумием одержим ее новоиспеченный муж, моя будущая мама умолила его не взрывать Ленина, применить свой диплом к целям менее безрассудным. Впрочем, сопротивление отца было не слишком упорным: заговор тем временем раскрыли, и тайное общество на Офицерской улице распалось. Очень кстати оказалась и весть о том, что Владимир Ильич, сраженный односторонним параличом, отдал концы в Нижнем Новгороде[9], освободив место для товарища Сталина.
Итак, отделавшись от разрушительных склонностей, папа отправился работать — на заводы Пате-Маркони в Шату. Его назначили ответственным за гальванопластику, и он принялся изготовлять диски Альфреда Корто[10], Дину Липатти[11] и некоего Владимира Горовица, который только-только взволновал, как говорится, общественность своими выступлениями на европейских подмостках.
Моя бабушка, которая никогда не отрекалась от мечты о сыновней славе, увидела в этом лучший рычаг, какой только мог подвернуться. Немедленно изменив своим убеждениям, она, во времена Киевской консерватории клеймившая позором и неустанно поливавшая грязью бывшего папиного соперника, переметнулась в другой лагерь и с каждым днем становилась все более рьяной поклонницей Лопоухого. Ларчик открывался просто: она намеревалась воспользоваться Горовицем как механическим зайцем, чтобы, пустив его вперед, вынудить папу устремиться к той же цели. И весь расчет был на то, чтобы, разбудив гордость Димитрия, оторвать его от жены, этой третьей лишней, и — в темпе allegro vivace — вернуть гения пианизма к заброшенному фортепиано.
Анастасия принялась собирать статьи из газет, где описывались успехи молодого украинского чуда. Это был 1926 год, и Горовиц, недавно сбежавший из «красного дома», приступил к завоеванию Парижа.
— Вот послушай, Митя, он уже дал сольный концерт в салоне Жанны Дюбо… Исполнял «Грустных птиц» и «Игру воды» Равеля в присутствии самого композитора! И тот от всего сердца расхваливал Володю… 12 февраля и 12 марта он выступает в зале бывшей Консерватории… а 24 марта — в Гаво, а 30 мая в зале Земледельцев…
— Вы знакомы с Горовицем? — удивилась моя мама.
— Нет, мадемуазель, это Горовиц знаком с НАМИ!
Бедная мама! У нее и так в зубах навязло это бесконечно повторяемое в разных падежах, трескучее и надменное «мы», это слово, вводящее в семью элитарную систему и напрочь исключающее ее самое из круга людей, достойных дышать одним воздухом с Радзановыми. Чего она только не делала, стараясь завоевать расположение Анастасии! Чего только не делала — вполне безуспешно: можно было подумать, будто любой поступок Виолетт, имевший целью умаслить драконшу, оказывает обратное действие, не усмиряя, а разжигая ярость последней. Свекровь просто не выносила эту актрисульку-недоучку, эту дочь и внучку торговок дождевыми червями, она отказывала плебейке в статусе цивилизованного человека и относилась к ней хуже, чем если бы Димитрий нашел себе жену на помойке.
И к сыну вдовствующая императрица обращалась, как правило, только по-русски, хотя он-то откликался на французском, решительно отказываясь играть в эти игры.
9
Ошибка оригинала, вызванная, скорее всего, путаницей в голове автора: Горки показались ему городом Горьким, ну а Горький, уже естественно, превратился в Нижний Новгород.
10
Корто (Cortot) Альфред Дени (1877–1962) — французский пианист, педагог и музыкально-общественный деятель. Дебютировал в 1896 г. в Париже. В 1907–1917 гг. профессор Парижской консерватории. В 1918 г. основал (совместно с А. Манжо) и возглавил высшую музыкальную школу в Париже — «Эколь нормаль». В 1943 г. организовал общество камерной музыки. Автор работ по методике фортепианной игры, книги «Аспекты Шопена» (1949) и др. Как пианист известен исполнением сочинений романтиков и французских импрессионистов. В СССР гастролировал в 1936 г.
11
Дину Липатти (1917–1950) — румынский пианист с трагически рано оборвавшейся карьерой: он умер в 33 года от лейкемии. Его игра восхищала тонким чувством ритма и расчетом по времени, что особенно впечатляло при исполнении им произведений Шопена.