Ох, как не хотелось мне, студенту Московского Пушно-Мехового института, снова обращаться в наши славные «органы». Уж очень были памятны бесконечные очереди к разным парадным подъездам вроде приемной Калинина на углу улицы Коминтерна (ныне Воздвиженки) или к тюремным окошечкам — узнать, куда нести передачи... Памятны и поездки с ними к отцу в подмосковные непионерские лагеря — сначала в Новый Иерусалим, затем на кирпичный завод в Гучково, потом — на трамвае — в Ховрино...
Но после новых обращений Василевского, которые поддержал и отец из Енисейска, я поплелся в знаменитую по сей день приемную на Кузнецком мосту, изложил людям в форме свое дело, показал документы.
— Вам надо в КВО ГУЛАГ! — решительно сказал форменный чин.
— Куда, куда? — растерянно переспросил я.
— В культурно-воспитательный отдел Главного управления лагерей. Располагается на площади Маяковского, в доме, где ресторан «Пекин», только вход со двора. Желаю успеха, действуйте!
Среди бумаг Василевского была доверенность на мое имя. Ее-то я и предъявил в этом самом КВО, явившись туда в самых смятенных чувствах: «что за комиссия, создатель! Еще романа мне не доставало!»
— Да, рукопись такая у нас имеется, — сказал мне «товарищ майор» в глубинах КВО ГУЛАГ. — Но мы не можем ее вам отдать по одной доверенности Василевского. Там еще приписано на заглавном листе — «Штильмарк». Принесите доверенность и от него, тогда выдадим. А мы тут пока еще почитаем — вещь-то, знаете, очень даже интересная!
Получив доверенность отца, я снова пошел в КВО, помнится, в тот самый день, когда в «Правде» появилась статья о роли личности в истории — первая ласточка предстоявшей борьбы с культом Сталина. «Товарищ майор» был со мною вежлив и передавал рукопись с какой-то грустью. Он вынес из недр помещения три толстых синих тома (три части романа) и четвертый — большого формата —с планами морских сражений, открыл обложку первого тома, на первой странице был нарисован карандашом портрет волевого человека в полувоенной форме — В. П. Василевского, фамилия которого была изображена на титульном листе крупными печатными буквами. Ниже, более мелко, причем синими чернилами, а не тушью было приписано: «Р. Штильмарк». Майор стал перелистывать первые страницы:
— Да, в свете сегодняшнего выступления «Правды» предисловие наверное придется переделать... А вообще, это сильное произведение, вы отнеситесь к нему серьезно, мы тут все прочитали с большим интересом. Не потеряйте рукопись, передайте ее понимающим людям, настоящим писателям, ведь это в каких условиях сочинялось...
Об «условиях» мне было известно из писем отца. «Ты пойми, — писал он, — какие это героические тома! — Ты пойми, что родились они в глухой тайге, за двойной проволокой, при полном отсутствии материалов. Там есть кое-какие графические украшения. Так вот, акварель была нам доставлена пешком за 120 км. Кисть изготовлена из хвоста убитой белки. Тушь изготовлена из угля по секрету самого миниатюриста. На переплет пошел шелк лучшей рубахи изо всех, носимых на колонне (Василевский «сблочил» ее с вновь прибывшего зека), папки для переплета — из обложек дел нахально вырезали в спецотделе. Вообще говоря, это чудо... Ты представь себе мою радость, если тебе удастся получить этот роман-уникум, созданный при коптилке из солярки, в глухой таежной землянке, без листочка шпаргалки, без взгляда на карту или в книжку, ценой 14 месяцев двадцатичасового ежедневного труда».
И вот эта эпопея в трех томах с приложением у меня в руках. Текст каллиграфическим почерком переписан в сброшюрованные общие тетради, читается легко. Начинаю с авторского предисловия...
«В своеобразных условиях родилась эта книга... Неподалеку от нашего строительного объекта находилось место, где десятилетия назад царское самодержавие пыталось погасить таежным мраком солнце человеческого разума, гениальный мозг будущего вождя народов. Хмурые лиственницы, ели и кедры еще хранят воспоминания о молодом ссыльном, чьей родиной была солнечная страна и кто здесь, в глухих северных ночах, при убогом светильнике, вынашивал свои бессмертные идеи, создавал свои исторические труды». Да такое вступление сейчас уже не пойдет!
Что было делать? С трепетом прочитав роман, я поведал всю эту историю своему давнему покровителю, золотой души человеку, доценту биофака МГУ А. Н. Дружинину. Он созвонился с Иваном Антоновичем Ефремовым, хорошо знакомым ему по научной работе. Мне был дан адрес дома в почти соседнем с нашим Покровским бульваром Спасоглинищевском переулке. Не без опаски вручив хозяину первый из трех томов, я робко спросил, когда приносить остальные. «Как, это еще не все? — ужаснулся Иван Антонович. — Ну... позвоните в конце месяца». Но не прошло и недели, как Дружинин сообщил, что Иван Антонович меня разыскивает. «Куда же вы пропали — гудел он в телефон могучим своим басом — несите скорее остальное, меня сынишка уже замучил, на самом интересном прервалось...»