— Теперь поглядим, как вас научили летать. Нуте-с...
Как водится, начальство приберегало лучших выпускников к концу демонстрации полетов. Кому же не хочется похвастаться своими птенцами!
Баранов, отлично знавший летное дело и сам научившийся летать, когда партия послала его в ВВС, недоверчиво поглядывал на полеты. Он делал замечания, редко содержавшие больше двух-трех слов, но всегда меткие и верные.
Неточные посадки двух выпускников заставили Баранова густо покраснеть. Вот очередной выпускник, заложив вираж, потерял скорость и сорвался в штопор. Маленькие глаза Баранова сощурились еще больше, и он коротко бросил:
— Сундук!
Это был очевидный позор. И не только для незадачливого курсанта, но и для всей школы.
По рядам стоявших внизу товарищей неудачника пробежал ропот. Было ясно: на ласковую встречу ему рассчитывать не придется.
В воздух пошли последние выпускники. Это были лучшие. Их выпустили уже не на учебных, а на тренировочных самолетах.
В те годы тренировочными самолетами были снятые с вооружения строевых частей ВВС машины иностранных типов. Среди них — истребитель «Фоккер Д-XI» и «Фоккер Д-XIII». На смену им становились в строй первые отечественные образцы конструкторов Николая Поликарпова, Дмитрия Григоровича, Андрея Туполева. На них летали инструкторы и изредка — лучшие из лучших курсантов. Машины еще не изжили своих «детских болезней» и, как правило, отличались строгостью управления. Эти машины были «трудными».
— Это наш лучший курсант, товарищ член Реввоенсовета, — сказал комиссар. — Разрешите вам его представить?
Баранов хмуро кивнул. Не расправляя сошедшихся бровей, он смотрел в лицо подошедшему Николаю.
— Тоже на «Фоккере» хотите? — спросил он.
— Прошу разрешения лететь на «И-5», — ответил Николай.
Баранов несколько мгновений удивленно смотрел на Николая. Потом спросил:
— Почему?
— Я — советский летчик, зачем мне иностранный самолет?
Лицо Баранова выразило еще большее удивление. Он покосился на замерших от неожиданности начальников Николая. Ухмыльнулся.
Улыбка была нечастым гостем на лице Баранова. Но когда он улыбался, не могли не улыбаться и окружающие.
— Нуте-с... — обернулся Баранов к Николаю, — выходит, вы держитесь иного мнения... чем я?
Видя, что Николай молчит, переспросил:
— Нуте-с?
— Так точно, иного, — сказал Николай.
Это было сказано очень спокойно и совсем негромко, как всегда говорил Николай. Но для окружающих слова прозвучали, как неожиданный выстрел.
Баранов снова усмехнулся:
— Что ж, давайте. Но предупреждаю: если поломаете самолет, сегодняшний день — ваш последний день в авиации.
Баранов знал, что говорил. Посадка на «И-5» была труднее, чем на остальных машинах.
— Нуте-с?
Он словно ждал, что Гастелло испугается такого условия и откажется от полета на истребителе. Но тот коротко спросил: решите лететь?
Баранов отпустил его молчаливым кивком. Он внимательно смотрел, как молодой летчик подходит к самолету, как поднимается на крыло, усаживается в кабине.
Туг все с облегчением: увидели, как одно незначительное на первый взгляд движение Гастелло заставило расправиться насупленные брови начальника ВВС. Прежде чем перекинуть ноги через борт кабины, Николай несколько раз сильно стукнул каблук о каблук. Он стряхивал с сапог песок.
Внимательный взгляд Баранова отметил эту деталь.
Чем дальше, тем светлее становилось лицо Баранова. Полет этого выпускника доставлял ему очевидное удовольствие.
Высоко в воздухе короткие крылья истребителя сверкнули острыми вспышками в чистом ранверсмане[11].
Баранов, не оборачиваясь, через плечо, спросил начальника школы:
— Куда выпускаете?
— Хотел отдать ему лучшую истребительную вакансию.
Но едва начальник школы успел договорить, как все увидели, что, делая двойной переворот, истребитель сорвался в штопор.
Лицо Баранова снова потемнело. Значит, и этот хваленый «лучший» далеко не так хорош...
А самолет штопорил. Один виток, второй...
До земли оставалось уже не так много. Инструкция на этот счет была ясна — парашют.
Все глаза были устремлены на штопорящий самолет.
Напряженное молчание нарушил сердитый голос Баранова:
— Нуте-с, он боится парашюта... ваш «лучший»?
Начальник школы молчал. За него ответил комиссар:
— Не в характере Гастелло бояться.
— Кажется, зря ручаетесь, — проговорил Баранов, не отрывая взгляда от самолета.
Кое-кто из стоявших на аэродроме уже перевел взгляд со штопорящего истребителя на приблизившийся к летному полю санитарный автомобиль.