Валерка захромал и что-то крикнул вслед. Катя вздрогнула.
— Девушка, где пиво? — зарычал на нее грузин с усиками. Он сидел через три столика от Кати и свирепо крутил белками. — Когда принесут, спрашиваю?
— Со временем или раньше, — пробормотала Катя, продолжая смотреть в окно, но Валерка уже растаял в волнах.
— Смерти моей хочешь? Где пиво? — хрипел грузин. — Тут работают или загорают?
Катя вздохнула, подошла к нему.
— У вас же приняли заказ, — сказала она грудным голосом. — А мои столики на той стороне. И пожалуйста, не переживайте из-за всякой чепухи. У вас высокое давление. Вам вредно переживать. А мы встали на вахту отличного обслуживания…
— Какой голос! — восторженно зарокотал грузин, пожирая Катю выпуклыми белками. — Как зовут, девушка?
Катя ничего не ответила и вильнула фартуком. Грузин с усиками, когда она разглядела его поближе, оказался вполне подходящим типом: не очень молодой, высокий и свирепый — как раз то, что надо. И денег у него полный карман. Он сел вчера вечером, оставил за ужином восемнадцать рублей — и даже не задумался. Видно, виноград везет в Москву под праздник.
Катя вихляво шла по проходу и чувствовала на себе взгляд грузина.
Вагон качнуло на стрелке, и море начало отваливаться влево. Мелькнула даль пустынного берега, сбоку выползла покатая гора — море ушло до нового рейса. Солнце плоско обливало голый склон, вагоны ритмично качались, взбираясь к перевалу.
Верка вышла с пивом и пошла к грузину, улыбаясь ему широким малиновым ртом. Катя села спиной к ним и слушала, как грузин часто дышит и чавкает пивом. В ресторане больше никого не было, поезд шел почти пустой. Верка вовсю шушукалась с грузином, видно, коньяк уговаривала взять: директор держал в буфете только дорогой коньяк — для плана.
Из кухни вышел Иван Петрович, и все шу-шу сразу кончились.
Иван Петрович присел за Катин столик.
— Возьми корзину, пройди по вагонам.
— А кто обслуживать будет? — ответила Катя. Верка была женой директора, ее он не гонял по вагонам с корзиной.
— Видишь, горим, — жарко шептал Иван Петрович, с надеждой и завистью косясь на грузина. — Четыреста рублей надо вытянуть до плана, а в поезде шаром покати. Ты пройди, у тебя голос зазывной, все-таки в чистом виде наскребешь десятку. Вся надежда на вечер.
— Плана нет, объявление дайте в «Вечерку»: принимаются заказы на столики… Тоже мне «Континенталь».
— Идея! — Иван Петрович помчался вдоль столиков.
Железно лязгая, качались тамбуры. В вагонах обдавало теплым воздухом. Катя прокричала в пустой проход:
— Пиво с закусочкой. Кто желает пива с закусочкой? Кефирчик свежий, кофе горячий, конфеты сладкие. Кто желает?
Из купе высунулась стриженая голова.
— А кофе у вас горячий? — женщина с неодобрением глядела на Катю.
— У нас все горячее, — заученно ответила Катя, опуская корзину. Толстый дядька в пижаме сидел на диване у окна и раскладывал на столе замасленные свертки.
— Сколько стаканов? — спросила Катя, поднимая чайник.
Репродуктор под потолком захрипел от натуги. Сережка прокашлялся и заговорил бодрым тенорком:
— Внимание, говорит радиоузел поезда номер двадцать два. Товарищи пассажиры, сегодня вечером в вагоне-ресторане состоится торжественная встреча Нового года. Принимаются предварительные заказы на столики. Ресторан работает до четырех часов утра. Играет музыка. Спешите записаться на столики, число мест ограничено.
— Благодарю вас, — сказала стриженая женщина, принимая от Кати стакан и поворачиваясь к мужчине. Все это время она слушала радио, сначала удивленно, а потом с задумчивой улыбкой. — Как это интересно: встретить Новый год в поезде. Играет музыка, звенят бокалы, и поезд несется сквозь ночь. Романтика!
— Кушай, Лена, — сказал дядька в пижаме. — Кофе остынет.
— Конечно, — обиделась стриженая. — Будем сидеть у твоих Киселевых и не будет никакой романтики.
— У вас есть конфеты? — спросил дядька.
— Ирис, шоколад, конфеты с начинкой, — скороговоркой пропела Катя арию из оперы «Меню».
— Дайте плитку, — сказал он. — Там, кажется, дети есть.
— Разумеется, — продолжала ныть стриженая. — Своему сыну ты даже конфетки не купишь, а для чужих…
— Лена, мы же в гости едем, — покорно ответил дядька.
Катя взяла деньги и пошла по проходу. Везет же людям. Будут сидеть в гостях, пить хорошее вино, смотреть телевизор, а тут… Катя дошла до хвостового вагона и повернула обратно. Разве это поезд — горе одно. Какой же это поезд, если в нем нет пассажиров? Какой дурак сядет сейчас в поезд. Нормальные люди делом занимаются — ребята шныряют по магазинам, а девочки, сунув головы в сушуар, сидят в парикмахерских как принцессы. Катя вспомнила лаково-приторный запах дамского зала, и сердце ее зашлось от тоски.