Я прошел несколько переулков и наконец выбрался на Садовое кольцо, продолжая размышлять о разговоре с Владимиром Федоровичем.
Вечерний город жил затухающей жизнью. Редкие машины стремглав проносились мимо, пешие грудились у троллейбусных остановок, окна домов неудержимо угасали, казалось, что фасады остывают.
Я упрямо шагал полуночной Москвой, пытаясь докопаться до сути.
Существует верхний предел принимаемых решений. В математике он известен давно. А вот теперь переходит в теорию управления. Теорему верхнего предела в самом грубом виде можно сформулировать таким образом: чем больше количественных компонентов в принимаемом решении, тем ниже качество достоверности данного решения.
Можно сказать более популярно и для русского уха глаже: нельзя объять необъятное.
Впервые с верхним пределом принимаемых решений столкнулись американские монополии, которые, как известно, то и дело разоряют и заглатывают мелкие фирмы и компании. Однако оказалось, что процесс концентрации капитала (и управления им) не может быть бесконечным. Начался сбой в самых верхних этажах управления. Крупнейшие супермонополии перешагнули верхний предел принимаемых решений — качество достоверности упало. Пришлось американским монополиям срочно перестраиваться без каких-либо подсказок со стороны, а единственно из страха понести убытки. Так появились дочерние фирмы, обладающие полным правом принятия решений.
Сейчас мы много говорим о гибкой технологии. Первые гибкие линии уже действуют на наших заводах. Но для гибкой технологии требуется гибкое планирование. Гибкая технология не нужна, если планирование не будет опережать ее. Так и останется красивая техническая игрушка для отчета…
В этом месте работа над заметками у меня внезапно прервалась, и я надолго отложил рукопись в дальний ящик. 1 ноября 1986 года в возрасте девяноста четырех лет умерла моя мама Варвара Ильинична Злобина-Кутявина. Я занялся исполнением сыновнего долга, забыв о тех проблемах, которые волновали меня еще вчера. Но, видимо, эти мысли цепко сидели во мне, не находя выхода.
Среди прочих хлопот и дел потребовалось заказать венки для похорон, а главное — составить надпись на траурных лентах. Оказалось, что это крайне трудно сделать: нужные слова, способные выразить горечь моей утраты, никак не находились. А составить текст надо срочно: вот-вот придет в дом похоронный агент, вызванный по телефону.
Агент пришел — и мигом разрешил мои терзания. Выяснилось, что не нужно заказывать никаких надписей на лентах, так как они уже готовы и годны на все случаи жизни и смерти, из готовых и следует выбрать.
Голос похоронного агента был траурным, словно он сам скорбел о том, о чем говорил:
— Вам сейчас трудно составить слова. Мы идем вам навстречу. У нас для вас имеется готовая лента. Это ваша мама? Я глубоко сочувствую вашему горю. Какие еще будут пожелания: сестре, бабушке? Все будет исполнено в лучшем виде, золотом. У нас большой выбор, свыше двадцати трафаретов. Сейчас эти надписи делает машина, а раньше это было у нас узкое место.
Я понял: возражать бессмысленно. Коль дело поставлено на поток, тут и папа римский не поможет.
Похоронное бюро попало в план — такая история. Не смею утверждать, как их планируют — от достигнутого или по договорным обязательствам, но все сопутствующие показатели налицо: снижение себестоимости, повышение производительности труда.
Собрались взрослые дяди при хороших окладах, иные при персональных машинах, и давай решать, как им поднять производительность труда в деле производства венков и надписей к лентам. Перво-наперво перевести надписи на машину. Но поскольку такая машина с гибкой технологией еще не создана, то все буквы будут одного образца и размера, а тексты подлежат особому утверждению, чтобы не было никакой отсебятины от клиентов. Итак, товарищи, кто за предложенные трафареты?
Принимается единогласно.
Взрослые дяди разъехались и разошлись по своим кабинетам с чувством исполненного гражданского долга. Отныне все покойники нашей державы будут получать типовую ленту.
«Дорогой мамочке» — вот таким сверхпроизводительным путем появилась надпись на моем венке. И это все. Больше ни звука, ни слова. Так решила машина, бездушная, как сама смерть.
А трафаретов сколько угодно: «Дорогой сестре», «…бабушке», «…тете» — я же говорил, на все вкусы и случаи жизни. Дяди хорошо потрудились.