Черт, надо уйти куда-нибудь подальше от назойливой музыки, заставляющей мои уши, в неплановом порядке, обрасти серой и заглушить все внешние раздражители. Вот дверь, сейчас просто открою ее, отдохну немного, приду в себя и покончу с Аней раз и навсегда.
Как же здесь тихо. Если бы я только знал про целостный и никем нетронутый оазис спокойствия, то не торчал бы среди всей этой шушеры. Похоже, кто-то серьезно изолировал эту комнату от посторонних звуков. Интересно, кому понадобилось делать нечто подобное?
А, судя по разбросанным по полу холстам, разорванным на несколько частей, видимо в приступе отчаяния и череды неудач, мольберту, одиноко стоящему по середине комнаты, и паре картин сомнительного вида, с изображением странных человекоподобных существ на фоне бежевой стены, это студия матери Олега, занимающейся рисованием.
Взгляды на искусство у нас с ней по всей видимости разнятся, но кое-что все же объединяет наши души – любовь к тишине. Как минимум за это, я ей чертовски благодарен.
Черт, я раньше и не заметил человека, стоявшего все это время на сцене, возвышающейся в нескольких метрах от мольберта. Он стоял в глубине сцены, не на самом краю, окутанный темнотой. Надо подойти немного поближе.
Похоже, это не живой человек, а всего лишь восковая фигура, напоминающая искусственных двойников звезд в музее мадам Тюссо. И это фигура девушки, причем довольно таки сексуальной.
Красивое лицо девушки с резкими чертами дополнялось пышными губами алого цвета, коротким прямым носом, почему-то закрытыми глазами и длинными волнистыми волосами, уложенными налево, по всей видимости темного цвета, хотя без достаточного света определиться наверняка почти невозможно. На правом открытом ухе красовалась сережка капелька.
Тело девушки, облаченное в древнегреческую накидку, завязанную только через левое плечо, осталось полуприкрытым и демонстрировало обнаженные худенькие плечи, тонкие руки, распростертые вдоль тела, правую красивую грудь, поднятую вверх и пышущую молодостью, а также прямую аккуратненькую ножку, оголенную вплоть до бедра.
Эту фигуру создавал настоящий художник, профессионал своего дела. Если бы она не стояла неподвижно на протяжении всего времени, я был бы уверен, что она жи…
– Какого хрена ты творишь, гребанный извращенец? – подала высокий голос, почти переходящий в ор, девушка, еще секунду назад, являясь неодушевленным куском воска. – Ты пялился на меня все это время?
– Черт. Твою мать. Как ты меня напугала. Я был уверен, что ты просто кукла, – ответил я чередой коротких фраз из-за испуга, вызвавшего у меня дыхательную дисфункцию.
– Кукла? – спросила незнакомка, с ощущаемым раздражением. – О чем ты вообще?
– Я вошел в комнату минуты три-четыре назад, и за все время ты ни разу не шелохнулась, а просто стояла неподвижно с закрытыми глазами. Вот я и подумал – на сцене восковая кукла, по типу стоящих фигур в музее мадам Тюссо. У этой семейки денег дохера и больше, они запросто могли себе позволить что-нибудь настолько экстравагантное держать вдалеке от посторонних глаз.
– У тебя слишком богатая фантазия, как я погляжу, – отпарировала греческая богиня, вроде бы смягчая немного свой гнев.
– Похоже алкоголь вкупе с травой и в правду помутнили мой рассудок, – начал я потихонечку склонять аргументы в свою защиту. – Извини. Я напугал тебя, но просто и сам испугался не меньше. Когда ты заговорила, я чуть в обморок не упал.
– Учитывая твое выражение лица, я бы не удивилась, попросись ты выйти, чтобы сменить обделанный подгузник, – произнесла она, с заметной ухмылкой на лице. – И кстати, мое прощение одними извинениями заслужить не выйдет. Во-первых, перестань пялится на мою грудь.
– Черт, ты заметила. Прости, – с большим нежеланием я все-таки опустил взгляд вниз.
– Даже, ослепни я от собственной красоты, до меня все равно дошла бы мысль: «стоп, а этот незнакомый парень сейчас с большой вероятностью пялится на мою голую грудь», – переведя взгляд в сторону она добавила. – А во-вторых, передай мне платье. Оно лежит на стуле справа от тебя.
А девочка-то не без доли самолюбования.
– Вот, держи, – нащупав быстро платье и передав его, сказал я, стараясь не глядеть особо в высь.
– Хорошо. А теперь может ты отвернешься?
– Да, конечно, – сказал я, повернувшись на сто восемьдесят градусов.
– Хороший мальчик. Будь у меня с собой косточка, дала бы тебе с ней поиграться, – бросила незнакомка, объятая приступом язвительности.