Выбрать главу

И завал был побежден. В неверном, туманном свете фонаря открылся проход, по ту сторону завала показались неясные человеческие фигуры.

И вот уже толпа изможденных, израненных людей обступает своих спасителей. Руки недавних пленных судорожно обнимают ребячьи головы.

— Молодцы, хлопчики, — говорит кто-то из них, и Мишка узнает знакомый голос: Начинкин!

— Дядь Лень! Это мы! Не узнаёте? — воскликнул Мишка, и от волнения у него перехватило дыхание.

— Мишатка, хлопчики, молодцы! Какие же вы герои! — приговаривал, обнимая Мишку одной рукой, Начинкин. Другая рука, забинтованная тряпьем, висела на перевязи.

Обрадованные удачей, ребята суетились, смеялись, однако тревога не покидала их.

— Дядя Лень, мы вас выведем отсюда! На лесном кордоне спрячетесь. Пойдемте! — торопил Петька.

Он с фонарем впереди, ребята и спасенные следом двинулись к выходу. До рассвета надо было уйти подальше…

Глава девятая
ПОДВИГ ПЕТЬКИ

По Большому верху, глубокому оврагу, беглецы выбрались на наезженную полевую дорогу. На востоке занималась заря. Дорога была припорошена снежком, и Начинкин тревожился — как бы с рассветом по их следам не увязалась погоня. Кто-то догадался сломить большую березовую ветку — заметать следы.

Хозяином кордона в Хомутовском лесу был хорошо знакомый ребятам Евстигней Косорукий. Вообще-то Косорукий— это прозвище, лесник потерял руку на финской, а фамилия его — Савушкин. Сельские мужики уважали его за степенную рассудительность и справедливость. Летом при дележе покосов нередко возникали споры, а то и ссоры, и никто не мог искуснее примирить спорщиков, чем Евстигней Савушкин. Его почитали и побаивались.

С рыжей окладистой бородой, Евстигней походил на прожившего долгую жизнь старика, тогда как ему еще не перевалило за пятьдесят. Семьи у него не было, и жил он круглый год на кордоне один. Хотя не совсем один — был у него добрый меринок по кличке Храбрый и собака Динка. С ними леснику сам черт не страшен. Рассказывают, что он на своем Храбром и в сопровождении верной Динки однажды обратил в бегство целую стаю волков.

От Казачьего кордон был на порядочном расстоянии, и немцы еще не наткнулись на него.

Петька и его друзья раньше не раз бывали на кордоне. Хаживая за орехами, когда на полях поспевал овес, они на часок-другой заворачивали к леснику. Если он оказывался дома — ребята бывали вдвойне вознагражденными. Евстигней всегда угощал их свежим медом с липового или гречишного цвета. Пасека приютилась невдалеке, на укромной солнечной полянке, и ребята втихомолку диву давались, как только Евстигней управляется с ней с одной-то рукой.

А главное, хозяин кордона неизменно вел гостей к ульям и рассказывал им о повадках и странностях крылатых работников.

— Пчелка живет недолго, но, знаете, роднуши, сколько ока труда видит на своем веку! О-о, много! — восхищенно, с любовью к пчелам говаривал Евстигней Косорукий. — А как она ласку понимает, если бы вы знали! Придешь чем-то расстроенный, сердитый на что-то — обязательно учуют. Лучше сразу уходи — нажалят. А придешь к ним с добром — милые вы мои — ни за что не тронут, даже без сетки. Все живое на земле добро понимает. Добро-то око, роднуши, посильнее зла…

На кордон Петька и его спутники пришли, когда уже совсем рассвело. Двигались цепочкой по узенькой тропочке меж ореховых кустов. Иней сыпался с ветвей на головы, где-то тупо постукивал о сухостойное дерево дятел. благодать-то какая! Словно и войны нет.

От кордона, почуяв чужих, с угрожающим лаем бросилась навстречу идущим Динка.

— Динка, Динка! — позвал Петька.

Собака умолкла, остановилась, но вскоре снова забеспокоилась— хоть Петькин голос был ей знаком, но шли и чужие люди.

Вышел Евстигней Косорукий.

Вгляделся, узнал ребят, подозвал к себе собаку.

— Гости пожаловали? — сказал неопределенно — то ли довольный, то ли нет.

— Здравствуйте, дядя Сигней! — приветствовал первым Петька.

— Здорово были!

— Пленные от немцев убежали. Вот мы и решили к вам… — начал пояснять Петька.

— Вижу, что ко мне, проходите в избу — замерзли, небось, — прервал его Евстигней и, повернувшись, шагнул к двери.

…Ребята возвращались в Казачье к вечеру. Они отогрелись, отдохнули у лесника и шли теперь довольные, что операция удалась, как и не думали поначалу.

— Петька, а Петька! А сюда немцы не нагрянут? — спросил Мишка.

— Если даже и нагрянут, дядя Сигней что-нибудь придумает. Я знаю, у него зимник для пчел есть в лесу, там можно целый взвод спрятать — шиш найдешь.