— Задача так задача!.. — закручинился солдат. — Не думал я о такой встрече… А похоронке не мудрено появиться: я ведь, Гришуха, и в самом деле одной ногой на том свету побывал. Проход мы на ничейной полосе разминировали, и попалась мне мина с секретом, — рванула почти рядом — руки напрочь и голову осколками всю исклевало. Не знаю, как и остался жив, крови с ведро потерял, пока с ничейной выволокли. Все в госпитале думали, что не жилец уж я… А я вот… дома…
И тут только Григорий разглядел, что у Алексея нет обеих рук по локти и все лицо испещрено мелкой фиолетовой рябью.
— Да, брат, рано нас фриц пометил, быстро отвоевались… А мать надобно подготовить к встрече, не ровен час не выдержит старая. Посиди-ка тут, я схожу.
И кузнец направился к Коновалихиному дому.
Ребята видели, как у солдата ходили на скулах бугристые желваки — волновался.
— Дядя Лень! — обратился к нему Мишка. — Не переживай очень, все уладится, главное, вернулся.
— А твой отец, Мишутка, воюет? Жив-здоров?
— Ага. Только давно что-то не пишет — мать беспокоится.
— И у тебя батька все летает? — спросил солдат Веньку.
Вместо ответа тот молча опустил голову.
— Понятно… — заключил солдат.
— Убит он, дядя Лень. Похоронку прислали…
Солдат хотел было сказать, что, может, тоже ошибочная, но промолчал, зная, что с похоронками редко ошибаются.
В это время в проулке появился Григорий и рядом — Коновалиха. Она беспорядочно семенила ногами, держась за кузнеца слабыми руками, а сама все тревожно и нетерпеливо всматривалась в тех, кто стоял у строящейся землянки.
Алексей не выдержал; кое-как поддернув на плече вещмешок, он быстро зашагал навстречу, а дошагав, бросился к матери, неуклюже обхватил ее дрожащее от безмолвных рыданий тело культяпками и уткнулся лицом в седые волосы.
— Мамушка! Родная моя! Вот я и опять с тобой. Ну, не плачь, не плачь!..
А сам весь содрогался от еле сдерживаемого плача, жгучие слезы орошали пряди материнских волос. У Мишки запершило в горле.
А у Веньки появилась надежда на возвращение отца.
Мишка, не раздумывая, откликнулся на просьбу бабки Коновалихи сходить с ее сыном Алексеем в Елец заказать протезы.
— Уж ты, Мишунька, сходи. Куды ему, такому-то калеке, одному, по нужде и то без помочи не управиться…
— Ладно, бабушка, ладно — схожу!
Вышли рано — до города пятнадцать верст и все их надо отмерить ногами. Хотя, конечно, для солдат это— не расстояние.
— А здорово село изуродовали! — сокрушенно сказал Алексей, когда вышли на окраину села. С горы было видно все Казачье, с церковью посередине, с обугленными остовами обеих школ, сельсовета и многих хат. У обочины большака все еще валялись бесформенные останки вражеских машин — след панического бегства гитлеровцев от Ельца, на поле зияли глубокие снарядные воронки.
— Большой бой был, когда освобождали Казачье? — поинтересовался Алексей.
— О, еще какой! — ответил Мишка. — Я на колокольне в то время был…
— Это зачем же тебя туда занесло? — удивился Алексей.
— Не занесло, а мы с одним солдатом огонь наших батарей корректировали. А потом я тоже на фронте был…
— О-о! Да ты герой, оказывается!
Мишка хотел было рассказать, как он навел орудийный огонь даже на свою хату, близ которой стояли немецкие пушки, как ходил в разведку, но раздумал: обидело недоверие собеседника, видевшего в нем обычного мальчишку. Резкую перемену в настроении юного спутника почувствовал и тот:
— Ну, чего насупился! Я ведь ничего такого тебе не сказал… А знаешь, и в нашей части был один паренек: подобрали его в белорусской деревне, еле живого. Немцы сожгли там все до одной избы и людей поубивали, говорят, за связь с партизанами. А парнишка уцелел, спрятался в подвале. Сырой картошкой питался, нечем больше. Там мы его и нашли. Взяли сперва в обоз, а потом, когда выправился, стал посыльным при штабе. Ты-то был не посыльным?
— В разведке.
— Ну ты, братец, даешь! Опять меня срезал.
Это откровенное признание примирило Мишку с Алексеем.
Так с разговорами они и дошли до города. Прямо на самой окраине его, по обе стороны дороги, увидели широченный противотанковый ров и «ежи» из сваренных рельсов.
Елец тоже был изрядно разбит: взгляд часто натыкался на развалины каменных, с подтеками копоти, зданий. На одной из улиц высилась громадная куча кирпичей, щебня и бетона. Им сказали, что здесь фашистские стервятники разбомбили наш госпиталь: ни один раненый не спасся. Прямым попаданием в ночное время ударили: кто-то ракетами навел самолеты.