Молодая женщина нервно сглотнула. Разговор принимал совсем не тот поворот. Она ведь так и не согласилась взять его деньги, так чего он хочет от неё в этот раз?!
— «Очередным помутнением моего рассудка»? — ядовито усмехнулась Мишель. — Да ты напился, и вел себя как грубая скотина!
— Но пьян я был совсем по другой причине.
— Не морочь мне голову, Дэмиен! Забирай свои деньги и убирайся отсюда, пока я не вызвала полицию! — она указала ему на дверь. — Я не хочу тебя не видеть, ни слышать!
В два счета оказавшись рядом, он вдруг обхватил её за талию и притянул к себе.
— Скажи, что ты пришла тогда не за деньгами, а потому что соскучилась по мне, и клянусь петлей виселицы, на которой должны повесить мою мать, я от тебя отстану!
Виселицы?! Ей не послышалось?! Она и понятия не имела, что Дайана Гилберт в тюрьме. Впрочем, в глубине души она не жалела о происходившем, рассудив, что судьба поделом наказала подлую женщину, ведь та по сути, никому добра не принесла: ни мужу, ни самой себе, а о сыне, чье воспитание хромало с самого детства, и говорить не хотелось. То, что он грубит всем подряд, и вечно лезет на рожон, — целиком и полностью её заслуга, как матери.
— Нам не следовало находиться сейчас вместе, — молвила Мишель, высвобождаясь из его объятий. — Мой муж… Словом, он может вернуться сюда в любую минуту, поэтому…
— Но почему нет?
Взгляд его темных глаз был прикован к ее лицу.
— Потому.
Ей не хотелось ничего объяснять. Все, что она могла сказать, она уже сказала, указав ему на двери. Но почему он до сих пор ещё не ушел, для неё так и оставалось загадкой.
Почувствовав, что она сейчас броситься прочь, чтобы укрыться в своей комнате, Дэмиен резко притянул её к себе и, обхватив ее за плечи, чтобы она не смогла вырваться, внезапно наклонился и прильнул к её губам. Мишель попыталась податься назад, но он держал её очень крепко. И когда он, наконец, разжал объятия, она почувствовала, что у нее подгибаются колени.
Улыбнувшись, он поднял на нее взгляд, исполненный сознания своей победы. Мишель все еще продолжала держаться за его плечи, и Дэмиен почувствовал, как дрожат её руки.
— Не надо, — пролепетала она, в её глазах светилось замешательство.
Проигнорировав просьбу, он принялся её целовать, беззастенчиво разрывая корсет её платья, обнажая плечи.
— Не будет этого! — в ярости сказала она, почувствовав, как его руки бесстыдно шарят по её груди, вновь даря полузабытые ощущения. — Слышишь: этого не будет!
— Нет, Баррингтон, все будет! — улыбнулся он, скользнув языком по губам. — Я хочу тебя, и я получу тебя прямо сейчас!
Подхватив её за талию, несмотря на оказанное сопротивление, он хотел было затащить Мишель в первую попавшуюся спальню, как вдруг дверь в прихожей щелкнула, и в холл ввалился Дэрек Дэвис собственной персоной.
***
Вернувшись вечером домой, однако так и не обнаружив там жены, Дерек заметался по сторонам, представляя, как она расхаживает по городу совсем одна, когда на улицах полно этих нахальных черномазых.
Терзавшее его подозрение по поводу её визита к особе, которую он терпеть не мог, было настолько ужасно, что он не мог позволить себе даже высказать нечто подобное вслух. И почувствовав, что ему надо выговориться, поделиться наболевшим с людьми, готовыми его выслушать, не задумываясь, он бросил все дела, ринувшись к чете Гиббзов.
Несмотря на свою занятость, (скоро эта семейка должна была уехать в Европу, поэтому погрузившись в сборы, на некоторое время они «выпали» из привычного образа жизни «общины»), новоиспеченное ячейка общества казалось была искренне рада видеть на пороге своего дома давнего знакомого. Однако заметив, в каком удрученном состоянии тот находится, супруги немного озадачились.
Не в силах больше сдерживать своих эмоций относительно неудавшегося брака, молодой человек внезапно зарыдал и, упав на колени перед Эбигейл, принялся причитать на все лады: «Она никогда меня не любила! Она всегда любила только ЕГО!», подразумевая, разумеется, Гилберта. О тайной привязанности его жены к Алексу Доусону Дерек, разумеется, был не в курсе. Так что слегка растерявшись от созерцаемого зрелища, прежде чем приступить к расспросам, Этан посчитал за нужное сначала напоить приятеля успокоительным, и только потом позволить ему рассказать, что же все-таки у него произошло.