Выбрать главу

Услышав знакомые инициалы хирурга, Мишель невольно встрепенулась. Она уже была наслышана об этой фамилии, но когда именно это произошло и при обстоятельствах, вспомнить так и не смогла. Мишель нервничала, и это не укрылось от пристального взгляда её подруги.

Потянув девушку за рукав, Бриджит спросила у неё, что происходит, но та, оттолкнув её руку, и поправив свой фартук, доложила, что с ней все в порядке, хотя по виду вроде и не скажешь.  

А что если Доусон захочет выбрать в ассистентки именно её?

Стоило ей об этом подумать, как её начинал охватывать самый настоящий страх.

Куда проще было признаться в собственной безграмотности сейчас, нежели получив выговор от «знаменитого» хирурга, покинуть это заведение раз и навсегда.

Сама мысль о том, что ей не удастся справиться со своими страхом в процессе работы, внушала Мишель такой ужас, что полностью поддавшись собственным эмоциям, к наставлениям миссис Паркер она уже не прислушивалась. И когда Бриджит в очередной раз потянула её за рукав, словно намекая, что теперь они свободны и могут идти в палату, чтобы сменить повязки выздоравливающим солдатам, не сразу её расслышав, Мишель по-прежнему продолжала стоять в коридоре, раздумывая о чем-то своем.

Как знать, возможно, к концу дня кто-нибудь из коллег, заметив, что она не в состоянии справиться с элементарной задачей, пожалуется Гилберту, а тот, удостоверившись в её профнепригодности в медицинском ремесле, отправит её снова в провинцию, где остаток своих дней ей придется провести в одиночестве, если, конечно, не посчастливиться выйти замуж за какого-нибудь однорукого солдата, который в условиях уже сказывающегося недостатка более достойных по рангу и сословию мужчин, окажется для неё ещё слишком хорошей партией.

Увы, другим в этом госпитале было не легче. И обязанности её сверстников были куда более ответственными и серьёзными, нежели какой-то там уход за ранеными, который возложила на них Долорес Паркер. Может, даже хорошо, что пока ей не приходилось кому-то ассистировать во время операции. К длительному созерцанию человеческих страданий она была пока не готова, а вид крови вызывал у неё лишь отвращение.

Тщетно пыталась Мишель расспросить сводного брата о царивших в госпитале порядках. На отвлеченные темы Дэмиен мог говорить часами и много, но стоило ей коснуться темы, связанной с медициной, как напустив на себя странную молчаливость, он старался как можно скорее перевести беседу в другое русло, избегая разговоров о госпитале как чумы. В такие моменты от него невозможно было добиться и слова о буднях, проводимых им в стенах этого заведения. Было видно, что эта тема не доставляла ему особого удовольствия, поэтому он старался по возможности о ней особо не распространяться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Не питая особой привязанности к местам, куда закидывала его судьба, парню было, в принципе, все равно, где жить. И если позволяли обстоятельства, он умел быстро приспособиться к любым условиям, чувствуя себя как дома везде, чего нельзя было сказать о Баррингтон, с трудом переносившей резкие изменения в своей жизни, включая неожиданные переезды. И как бы Дэмиен не был привязан к родному дому, шумная Атланта с её спешкой и суетой пришлись ему по душе. По крайней мере, здесь было значительно веселее, нежели в окрестностях Чарльстона, где жили его родственники по материнской линии, куда он приезжал погостить, и где ночное безмолвие нарушали лишь крики аллигаторов.

 

 

Обрадовавшись приезду гостей, Брайан Каррингтон весь вечер непринужденно проболтал за столом. Общество молодежи пришлось ему по душе и, выразив им накануне свое почтение, он не смог сдержаться от соблазна поделиться с присутствующими очередной порцией новых сплетен.

Будучи в курсе его тайной слабости, если Дэмиен пребывал в особом ударе, то развлекал его самыми отборными слухами, позорившими людей. Смакуя язвительную клевету, Каррингтон с жадностью подхватывал каждое его слово о чужих неудачах. Мужчине доставляло большое удовольствие посудачить о недостатках собственных коллег. Особенно доставалось некоему Алексу Доусону, «выскочке» из Эдинбурга, который возомнив себя «светилом» американской хирургии, трудился не покладая рук, вдохновляя на подобного рода поступки и остальных своих коллег.