- Так, хватит слез, - как-то воодушевленно произнес Филатов, поднялся на ноги, похлопал ладонью по кобуре с автоматическим пистолетом «Гроза» с магазином на сто пятьдесят патрон. - Пошли...
***
Серая мокрая змея асфальтового шоссе взбиралась на крутые пригорки и уходила резко вниз. На обочине росла жухлая трава, иногда встречался самый разный мусор - железяки, ржавые остовы каких-то механизмов, пластиковые бутылки, кирпичи, бетонные трубы.
Двое московитян топали по этому утреннему влажному шоссе уже второй час, и за это время не проехало ни одной машины, не встретился ни один человек.
Наконец, они набрели на бензозаправку с придорожным магазинчиком. Но в ней также никого не было. Кухонный автомат работал, энергия в его аккумуляторах тлела, друзья выпили по чашке горячего, неважного на вкус растворимого кофе и вышли из хрупкого стеклянного сооружения.
- Может, вымерла планета, - Сомов тронул заправочный пистолет бензоколонки.
- Сомневаюсь, - ответил Филатов.
- Бензозаправки. Асфальт, - Сомов притопнул ногой по асфальту. - Это ж надо.
Не так много планет в Галактике могут похвастаться асфальтовыми дорогами и бензозаправками - это все из далекого прошлого. Правда, друзьям в последние годы везло на такие дыры.
- Восемьдесят лет изоляции от Галактики, - напомнил разведчик. - Часть местных жителей вообще перешла на земледелие.
- И на лошадки, - кивнул Сомов, вспомнив просмотренные кадры о жизни Синей Долины - пастухи (живые!) на лошадях (живых!) присматривают за тучными стадами коров (тоже живых!) Сообщество в восемнадцать миллионов душ оказалось не в состоянии поддержать уровень цивилизации на протяжении восьмидесяти лет изоляции и началась технологическая деградация. Но Синяя Долина упала еще не слишком низко. Бывали случаи скатывания заброшенных человеческих сообществ в бронзовый век.
- Ладно, вперед, лекарь, - кивнул Филатов.
- Ох, - закряхтел Сомов. У него болела нога, и ему становилось тоскливо от мысли, что идти по этому шоссе им еще не один час, а может быть и не один день. И он не мог согласиться на такую авантюру. - Пусто. Жутко.
- Бывало и жутче...
- Черт возьми, где люди?
- Думаю, ответ напрашивается... И он нас не обрадует...
- Пошли, - угрюмо кивнул Сомов...
Шаг за шагом... Шаг. Еще шаг... На пригорок идти тяжелее, зато это компенсируется тем, что потом идешь под гору. Подъем, спуск... Подъем, спуск...
Шоссе было в довольно приличном состоянии. Скорее всего, оно являлось важной транспортной артерией. Но сейчас желающих проехаться по нему что-то не наблюдалось.
К поселку они вышли через пару часов. Сперва у дороги показалась бетонная площадка, расчерченная фосфорицирующими квадратами. На ней застыли два пассажирских четырехместных вертолета невероятно устаревшей конструкции и современный, с поляризованными псевдостеклами, глайдер, бок которого пересекала надпись «региональный экоконтроль».
- Береженного Бог бережет, - Филатов провел рукой по вороту комбинезона, над его головой вздулся прозрачный, едва видимый колпак, на руки ртутью пролились и замерзли перчатки. Теперь можно идти хоть в огонь, хоть в воду, хоть в космос, хоть в ядерный реактор. Гибкие кристаллоформы серии «защита» действительно готовы защитить человека. В этом комбезе можно продержаться на внутреннем ресурсе в полном вакууме два часа.
Госпитальер последовал примеру своего друга.
Филатов тщательно обследовал все машины и обнаружил, что ни одна из них не работает.
- Энергобатареи глайдера полные, - голосу Филатова совершенно не мешал прозрачный колпак. – Но ни одна система не включается.
- Почему?
- А почему наши корабли не могут опуститься на планету? Бес его поймет!
На въезде в городок возвышалась бетонная стела с надписью «Вантхолл».
- Помнишь этот городок по карте? - спросил Филатов.
- Нет.
- И я не помню... Но мне здесь не нравится...
- Можно подумать, я в восторге...
- Ни души. Город или «замерз». Или эвакуирован… Ну что, рискнем?
- Если бы там был действующий эпидемиологический «холодный источник», мы бы уже замерзли, - задумчиво протянул Сомов. - Думаю, мы можем войти… Хотя это может и плохо кончиться.
- Не бурчи, доктор. Я тебя спасу. Или за тебя отомщу.
- Тьфу на тебя. Накаркаешь.
- Вперед.
Они осторожно, напряженно вслушиваясь в окружающие звуки, пересекли границу Вантхолла - будто порвали грудью невидимую ленточку. Не было никаких причин так считать, но друзья чувствовали – тут в воздухе разлита опасность…
***
Это был стандартный для Синей Долины городишко. В центре возвышалась стеклянная башня в форме уступчатой пирамиды высотой метров сорок - в ней по местной традиции располагались все административные, коммерческие, финансовые структуры, обеспечивающие существование населенного пункта. Вершине пирамиды венчал цветок с тонкими металлическими лепестками - устаревшая система эфирной и радиосвязи. Перед пирамидой стояла замысловатая стальная скульптура, в основу которой был вписан двенадцатиугольник – основной символ этой планеты, вписанный во всю государственную геральдику и символику.
Туземцы вообще питали слабость к цифре двенадцать. От пирамиды расходились двенадцать лучей главных улиц. Заблудиться тут при всем желании было проблематично.
Здесь жило не более двадцати тысяч человек. Уютные, из бетона и дерева, аккуратные особняки всем своим видом воплощали представления о глубокой провинции. Два причудливых строения с изменяющейся геометрией, сделанные из нестабильного биокерамита - явно следствие контактов с Московией, дыхание современной цивилизации, смотрелись здесь инородными и абсолютно лишними.
Вантхолл просто обязан был нравиться тем, кто решит посетить его. Спокойствие и умиротворенность обосновались здесь, как еще недавно казалось, на века. В нем приятно и неторопливо текла жизнь. Текла еще недавно...
Сегодня же город «замерз». Первое тело они увидели метров через сто – под раскидистым деревом на пластмассовом стуле, обхватив плечи руками, застыл дородный мужчина. Рядом с ним валялась банка пива.
Ну а дальше все стало гораздо хуже.
- Господи... Господи, - только и повторял госпитальер, чья душа тяжелела от сгущающегося с каждым шагом смрадного страха и давящего ощущения безысходности.
Одно дело раз за разом просматривать видеокадры, пусть даже сделанные с помощью самой совершенной стереоаппаратуры, дающей полной эффект присутствия, и совсем другое – видеть все своими глазами. И участвовать в страшном представлении.
Московитяне шли по «замерзшим» широким улицам, уютным скверам и паркам. И казалось, что все происходит в жутком сне...
Люди, люди, люди. Они были везде. Некоторые прилегли прямо на зеленый газон или на лавку. Другие «замерзли» в мобилях.
В сквере с яркими разноцветными цветами и широколиственными деревьями из пастей мраморных химер били вверх струи воды, и, прислонившись спиной к гранитной розетке с желтыми тюльпанами, застыли на траве парень с девушкой. Глаза их были закрыты. На щеках играл здоровый румянец. Они будто спали. Но это был не сон. Не было дыхания.
Тела... Тела. Тела... Сомов насмотрелся немало безжизненных тел за свою беспокойную жизнь. Он видел страшные эпидемии и войны, разбитые корабли и рухнувшие пассажирские платформы. Он должен был привыкнуть ко всему. Но все равно сейчас в его душе оживал первобытный ужас. Больше всего хотелось превратиться в испуганное животное, бежать, забиться в глубокую нору и дрожать, ощущая, как пулеметом стрекочет в груди сердце и туго бьет в висках кровь.
- Как думаешь, они живые? - спросил Филатов, останавливаясь около пузатого торговца с длинной бородой, прикорнувшего на стуле рядом с контейнером с мороженым.
- Живые, - сдавленно произнес Сомов.
- Почему?
- Я специалист по живым. Я чувствую, в них есть жизнь.
Ужас, то прятавшийся в глубине сознания госпитальера, то пытавшийся подняться на поверхность, напоминал о себе постоянно и не давал потерять психологическую сцепку с окружающей действительностью. Да, именно это чувство придавало совершенно фантастическому ирреальному зрелищу реальность. Ужас бывает только там, где еще есть жизнь.