Петра аккуратно поставила свою чашку на хрупкий столик и сказала:
— Должно быть, это шутка, которую я не понимаю?
— Вовсе нет, — ответила Сибилла. — Я говорю вполне серьезно. Он обманывает меня с вами. И я не собираюсь это терпеть. Соблазнить Тони не так уж трудно, я сама когда-то сделала это. Он мягок и сентиментален. Поэтому я и решила с вами поговорить.
— Постойте, — слабо пролепетала побледневшая Петра. — Вы говорите о Тонио Тренти?
— Оставьте этот спектакль, — отрезала Сибилла ледяным голосом, и ее кошачьи глаза сузились. — Не посмеете же вы утверждать, что понятия не имели о том, что Тони мой любовник, когда укладывали его с собой в постель!
— Но я правда не знала…
— Не знали того, о чем известно всему Риму? — насмешливо спросила Сибилла.
— Клянусь вам, я ничего не знала.
Сибилла скривила свой большой рот:
— Ладно, теперь вы это знаете. Тонио Тренти — мой любовник. С вас довольно? Теперь вы оставите его в покое?
— В покое! — воскликнула Петра. — Но я люблю его! И он меня любит, он все время говорит об этом!
— Поэтому он спит со мной, — усмехнулась Сибилла.
Они говорили о своем общем возлюбленном как о ребенке, о невоздержанном озорном ребенке.
— Я… Я должна с ним поговорить! — вскочила Петра.
— Говорить должен он, а не вы! — Сибилла заступила ей дорогу. — Сядьте!
— Пустите меня!
Сибилла схватила ее за плечо и слегка толкнула. Рука у нее была тяжелой. Петра рухнула в плетеное кресло и с трудом выдавила из себя:
— Что вы себе позволяете?
— Заткнитесь. Я еще не закончила, — с расстановкой произнесла Сибилла. — Скажите спасибо, что у меня нет собак.
— Что?
— Если бы у меня были собаки, была бы и плетка. Я живо исполосовала бы вам мордашку. Вашу пустую смазливую мордашку, сучка.
— Вы подлая, дерьмовая… — Петра прикусила язычок.
— Мне абсолютно безразлично, что вы там мелете, то ли Тони вас любит, то ли вы его любите. У Тони нет мозгов. За него всегда думают другие. Уж я-то сумею ему объяснить, что я — та, которую он любит…
— Да вы просто сумасшедшая, — с облегчением от внезапного прозрения сказала Петра. — Вы потеряли рассудок, иначе не говорили бы так!
Не обращая внимания на ее замечание, Сибилла продолжала:
— …и поэтому я запрещаю вам с ним говорить. Вы просто-напросто вышвырнете его.
— Что? Я…
— Вы скажете ему, что с вас хватит, что это свыше ваших сил, что он вам противен.
— Вы безумны!
— Что он должен убраться. Исчезнуть. Навсегда!
— Безумны! Вы безумны!
— Когда у вас с ним свидание?
— Сегодня вечером.
— Значит, вы скажете ему это сегодня вечером.
— И не подумаю!
— Да? — засмеялась Сибилла, и ее лицо вдруг стало похоже на лицо мертвеца. — Послушайте вы, шлюшка. У нас с вами есть кое-что общее. И вы, и я здесь по заданию Ведомства иностранных дел…
— Но…
— Заткнитесь. Вы должны осведомлять господина Хельмута Яна, да? Я тоже. Я еще ничего не донесла, ничего стоящего. Вы тоже, это я знаю. Нами обеими недовольны.
— Я…
— Да помолчите! Если в ближайшее время не поступят донесения, нас отзовут. Вам предложили «Сименс и Хальске»? Вот видите!
— Не понимаю, о чем вы говорите!
— О, конечно, понимаете. И вам теперь страшно, правда ведь? Теперь вы дрожите за него! Этого я и ожидала. Видели бы себя сейчас, у вас от страха позеленело лицо. Держу пари, вы сейчас и трех шагов не сделаете, чтобы не упасть. Тонио так болтлив, не правда ли? Особенно в постели. Как думаете, что произойдет, если наш общий друг, господин Ян, узнает про хлопоты Тони о сепаратном мире?
Петра уставилась на нее широко раскрытыми глазами.
— И не только об усилиях Тони, но и других его друзей. Это было бы очень интересно господину Яну. Подумайте только, какие громкие имена: Чезаре Франк, профессор Сольти, Элио Карниель.
— Что вы собираетесь сделать? — с трудом выдохнула Петра. — Предать мужчину, которого любите? Да знаете ли вы, что с ним тогда будет?!
— Вы убьете его, — спокойно сказала Сибилла. — Его и его друзей, а может быть, и друзей этих друзей. Вы убьете многих, насколько это позволит вам совесть.
Сибилла бросила взгляд на Петру. Ее черные кошачьи глаза горели жутким мертвецким огнем.
— Хорошо, — сказала она, — я сделаю, как вы хотите!
Слабый шорох заставил их обернуться. Позади стоял слуга, ранее сервировавший стол.
— В чем дело, Анжело, почему ты позволяешь себе тревожить нас?
— Простите, синьора, — ответил тот, — я только хотел доложить, что прибыл синьор Тонио Тренти.