— Не нервничайте,— ответил Лакрис.— Мы сильны своей численностью, деньги в наших руках.
— Деньги в наших руках,— задумчиво повторил Шасон дез’Эг.
— Численность и деньги — этого достаточно, чтобы провести выборы,— продолжал Лакрис.— Через двадцать месяцев мы захватим власть и удержим ее за собой на двадцать лет.
— Да, но до тех пор…— вздохнул Шасон дез’Эг, и взгляд его округлившихся глаз с беспокойством устремился в неизвестное будущее.
— До тех пор,— ответил Лакрис,— мы будем обрабатывать провинцию. Мы уже начали.
— Лучше покончить со всем сейчас же,— заявил Шасон дез’Эг тоном глубокого убеждения.— Мы не должны дать возможность этому изменническому правительству дезорганизовать армию и парализовать национальную оборону.
— Безусловно,— подтвердил Жак де Кад.— Следите за тем, что я вам скажу. Мы кричим: «Да здравствует армия!..»
— Ну, конечно,— прервал его Гюстав Делион.
— Дайте досказать. Мы кричим: «Да здравствует армия!» Это наш боевой клич. Но если правительство начнет заменять националистских генералов республиканскими генералами, то мы уже не сможем кричать: «Да здравствует армия!»
— Почему? — спросил Гюстав Делион.
— Потому что это значило бы кричать: «Да здравствует республика!» Кажется, ясно.
— Этого опасаться не приходится,— возразил Жозеф Лакрис.— Дух офицерства не оставляет желать ничего лучшего. Если даже изменническому министерству удастся провести одного республиканца на десять человек командного состава, то дальше этого оно и не пойдет.
— Но это было бы уже достаточно неприятно,— сказал Жак де Кад.— Потому что тогда мы были бы вынуждены кричать: «Да здравствуют девять десятых армии!» Это слишком длинно для боевого клича.
— Будьте покойны,— ответил Лакрис.— Когда мы кричим: «Да здравствует армия!» — всякий понимает, что это значит «Да здравствует Мерсье!»
Серебряная Нога пропел, сидя у рояля:
— Тем не менее,— продолжал настаивать Шасон дез’Эг,— четырнадцатое июля подходящий день, чтобы начать разгром. Толпа на улицах, толпа наэлектризованная, возвращающаяся с парада и приветствующая проходящие полки!.. Если действовать методически, то можно многое сделать в такой день. Можно взбудоражить народную гущу.
— Ошибаетесь,— возразил Анри Леон.— Вы не знаете физиологии толпы. Добронравный националист, направляясь домой после смотра, несет на руках грудного младенца и тащит за собой другого пискляка. За ним идет его жена, неся в корзине литр вина, хлеб и колбасу. Попробуйте-ка, взбудоражьте человека с двумя детенышами, женой и семейным завтраком!.. К тому же, извольте видеть, толпа руководствуется всегда простыми ассоциациями. Вы не заставите ее взбунтоваться в праздничный день. Цепь газовых рожков и бенгальские огни внушают толпе веселые и мирные мысли… Простолюдин глазеет на площадку перед кабачком, увешанную с четырех сторон китайскими фонариками, и на обитую кумачом эстраду для музыкантов и пускается в пляс. Чтобы поднять волнение на улицах, надо уловить психологический момент.
— Не понимаю,— заявил Жак де Кад.
— А между тем следовало бы понять,— сказал Анри Леон.
— Вы находите, что я не очень умен?
— Что вы!
— Если находите, можете сказать. Вы меня не обидите. Я не строю из себя умника. А кроме того, я заметил, что люди, которых считают умными, оспаривают наши идеи, наши верования и хотят истребить все, что мы любим. Поэтому мне было бы весьма тягостно оказаться тем, что называют умным человеком. Предпочитаю быть дураком и думать то, что я думаю, верить в то, во что верую.
— Вы совершенно правы,— сказал Леон.— Нам надо оставаться тем, что мы есть. И даже если мы не глупцы, то поступать надо так, как будто мы глупцы. Только глупость и преуспевает на свете. Умные люди всегда остаются в дураках. Они никогда не достигают того, чего хотят.
— Верно! очень верно то, что вы говорите,— воскликнул Жак де Кад.
Серебряная Нога запел:
— Все равно,— сказал Шасон дез’Эг,— вам не следует отказываться, Лакрис, от методов восстания,— они самые лучшие.