Затем он замирает, подходя вплотную. Хлесткая пощечина оглушает меня.
— Я не знаю, что вам рассказала Мэри, — пытаюсь оправдаться.
— Дело не в Мэри, я ведь тоже не слепой, — он держится за стол, медленно идя к креслу, падает в него, тяжело дыша. — Тебя пригласила королева, — он швыряет мне письмо, — ты ей покажешь не только розы из сада, но и кое-что еще.
Быстро моргаю, мотая головой:
— О чем вы?
— Ты себя видел?
Поворачиваю голову, смотря на отражение в зеркальной стене шкафа. Из левого виска торчит стебель, а на нем небольшой цветок — роза с белыми лепестками и розовый сердцевиной.
— Знаешь, как называется этот вид? Любимые цветы Ее Высочества, те самые розы фламинго.
Часть 6
В мое восемнадцатилетие Энтони перестал ходить. Его коллеги разводили руками, говоря о том, что ему нужно уезжать в другую страну за лечением. К слову, его друзей стало на порядок меньше. Перестав работать, Энтони получал мало денег, а многие проекты пришлось немедленно закрыть. Елена день и ночь писала картины, а в выходные рано утром шла на площадь, чтобы хоть что-то продать. Я носился с ней по картинным галереям, но за ее работы давали ничтожно маленькую сумму.
Все время, свободное от работы в саду, я сидел с ней в мастерской. Держал ее руку, пытаясь хоть как-то отвлечь от дурных мыслей. Вечерами я много говорил с ней, читал или слушал истории об Энтони. Я так и не мог понять суть их отношений и какое-то время пытался доказать, что ее любовь больше похожа на благодарность или привязанность. Но в какой-то момент я стал улыбаться, когда она говорила о муже. Воспоминания моментов из их жизни делали Елену счастливой. А когда была счастлива она, то счастье автоматически переливалось ко мне.
— Не проще ли тебе оставить все это? — заметил кто-то из его друзей, когда я запаковывал картины на продажу.
— О чем вы?
Он подошел ко мне, развязывая шарф на голове, а затем снимая бинты:
— Сколько ты будешь еще цвести? Я думал, что от безответной любви люди погибают и чахнут.
Я пожал плечами, улыбнувшись. Что-то внутри кольнуло сердце.
— Может, если бы Энтони умер, у тебя бы был шанс быть с ней? — меня поразило его хладнокровие, но он перебил мое возмущение. — Он не молод, его организм хуже переживает болезни. Он и правда, не придумал лекарства от старости.
— Я обещал не предавать его.
— А она? Знает о том, что ты чувствуешь?
Розы росли по всей голове, вырывались из шеи, пытались прорасти на тыльной стороне ладони. Больше всего их было в волосах. Не заметить такое мог разве что слепой.
Я снова улыбнулся ему, возвращаясь к картинам. Он тяжело вздохнул:
— А от чего ты тогда цветешь?
— От того, что она счастлива. А ради этого я готов сделать все.
Однажды я сорвал цветы. Но только не из сада, а с собственной шеи. Невероятная боль охватила меня, все натянулось и закололо. Из сорванного стебелька потекло что-то вязкое и темное.
Эти розы Иоши по моей просьбе отвез королеве.
Каждый раз, когда новые цветки распускались, я аккуратно срезал их кухонным ножом, обвязывал лентой и отдавал королеве. Елене я говорил, что те вянут или быстро осыпаются, да и вообще мешают мне спать или мыться.
В один день мне просто пришло приглашение от королевы. Но не на прием, а обычное, как в гости.
— Как вы вырастили их? — поинтересовалась она. Я улыбнулся, снял шапку, размотал бинты и снял рубашку, показав, что мое тело — и есть они.
— Если позволите, я готов работать в вашем саду и выращивать эти розы для вас, — ее придворные смотрели на меня, раскрыв рты.
Она улыбнулась:
— Тогда тебе придется жить и работать здесь. У Энтони ты будешь появляться не часто.
— Мне же будут платить за мою работу?
Королева вновь улыбнулась, но теперь она что-то заподозрила в моих словах:
— Тебя интересуют только деньги?
— Да, только они.
Мы оба знали, что деньги нужны были не мне. Но никто из нас ничего не сказал, мы лишь обменялись взглядами и поняли друг друга без лишних слов.
Через пару месяцев обо мне знали все люди в округе. И пока церковь закрывала передо мной свои ворота, считая меня искушением дьявола, наука с радостью распахивала свои объятья. Я думал много раз о монахинях, которые воспитывали в монастыре, о людях, которые отворачивались или махали мне рукой на улице, о жителях дома Энтони и о самом Энтони. Они по-разному относились ко мне, но все они называли только одним именем.
Господин Фламинго.
Эпилог
Иоши складывает в карету мои чемоданы. Джонатан и его жена плачут, обнимая меня и давая важные наставления о жизни. Мэри не выходит меня провожать. Вроде как, ее новый «жених» против нашего общения. В свой последний день я говорю с Энтони, благодаря за все. Первые деньги, перечисленные королевой за мою работу, оставляю у прикроватной тумбы.
— Я не собираюсь отнимать ваше, Господин, — кланяюсь. — Хоть и любить не перестану. Надеюсь, вы простите меня.
Он кивает. Я так же надеюсь, что лечение в другой стране пойдет ему на пользу.
— Если я умру… — тихо говорит он.
— Умрете, но не сейчас.
Он находит сил, чтобы улыбнуться.
— Я помню ваши бессонные ночи, недописанные труды и ту, которая живет вами. Вы слишком нужны, чтобы я смог убить.
На улице тепло и светло. На голубом небе нет ни единого облачка, а солнце согревает все вокруг. Горячие лучи падают на длинные волнистые волосы, то самое клетчатое платье и зеленые глаза, заставляя сиять их необычайным светом.
Обнимаю ее, прижимая к себе:
— Я еще вернусь, обещаю.
Мы с Иоши садимся в карету, Джон занимает место кучера. Какое-то время мы молчим, я вытягиваю руки, наблюдая за прорвавшимися лучиками солнца, упавшие на проросшие лепестки и крохотные, еле заметные шипы. Дворецкий говорит:
— Вы готовы трудиться у королевы и почти не видеться с ней, только для того, чтобы спасти жизнь Господину?
Я киваю.
— Но сможете ли вы расцвести снова, юный Господин?
Я смотрю на его серьезное лицо и улыбаюсь в ответ:
— Кто-то давно сказал мне, что розы цветут с июня и до самых заморозков. Мои розы распускаются каждый год. И для того, чтобы из колючего кустика выросло нечто прекрасное, придется приложить множество усилий.