Наша победа над лагерем жалких человечков еще раз подтвердила, что нет в мире существа сильнее и могущественнее гориллы. Что, не верно я говорю? Почему же человечки присвоили себе право считаться владыками природы, самыми сильными существами? Посмотрите на этого обезьяноподобного… Я оставил его в живых только потому, что он похож на нас и хоть поэтому не так жалок, как другие его бесшерстные и слабосильные сородичи, Ну, и я хочу, чтобы вы посмотрели: кто из нас могущественнее — я или он?..
Могучий рев был ему ответом.
— Я могу вышибить из него жизнь, — продолжал Хромой, — одним взмахом мизинца, но я не стану этого делать сам, а поручу это ничтожное дело новорожденным нашим детенышам…
— О горилла! — взмолился доктор. — Разве тебе не жалко своего беспомощного и поверженного в прах противника?
— Что ты там лепечешь о жалости? Что это такое — жалость?
— Победители бывают милостивы к побежденным…
— Что ты там лепечешь о милости? Эта штука мне тоже совсем незнакома.
Тогда доктор понял, что ждать пощады ему не приходится, а раз так, то ему нет нужды умирать несчастным и жалким, а он может умереть, как герой, отстаивая правду, как умерли Джордано Бруно, Галилей, Коперник, как умирали лучшие подвижники истины… И, почувствовав себя героем, он вынул из кармана револьвер и, нацелившись в Хромого, прорычал известными ему горилльими звуками:
— Так вот тебе, обезьяна! Человек все-таки сильнее…
Но не успел он спустить курок, как Хромой, собравшийся прорычать следующую тираду, чуть-чуть переставил ногу, при этом слегка задев доктора… И это случайное прикосновение, даже не замеченное гориллой, оказалось таким толчком для человека, что револьвер выпал из его руки…
— Что ты опять лепечешь, жалкая вонючка? — заинтересовался Хромой. — Ты, может быть, не согласен со мною?
Так в чем же твое величие? — И он схватил человека и подбросил его в воздух, как легкий камешек.
— Вот в этом, — чуть слышно произнес доктор, упав на землю и головой кивая на груду вещей, а руками потирая ушибы.
— В этом? А зачем нужны все эти игрушки, без которых мы отлично обходимся и не жалуемся на жизнь?
— Вот в этом, — указал доктор на ручную гранату, валявшуюся невдалеке от него. Внезапно ему пришла в голову мысль перехитрить глупых зверей. — Дайте мне эту штуку, уважаемый господин обезьяна, и я покажу вам ее действие.
Хромой поднял ручную гранату с земли и хотел подать ее доктору, но, поднимая, он так сжал ее в своем кулачище, что донышко металлического цилиндра отвалилось и все содержимое просыпалось на землю, и он подал доктору лишь пустую и сломанную жестянку.
— Вы сломали ее, — жалобно, извиняющимся тоном сказал Пиккеринг, — а то она могла бы разорвать вас всех.
— Ах, простите, — издевался над ним Хромой, — если бы я не сломал ее, она разорвала бы меня, возможно. Но я даже не заметил, как сломал это грозное оружие. Так чем же все-таки ты сильнее нас, жалкий хвастунишка, лягушка, воображающая себя гориллой, чем же?
— Ну, наконец, этим, — прошептал доктор Пиккеринг, указывая на книги. — Мы единственные из живых существ создали культуру, мы имеем историю, поэзию, живопись, мы имеем Шекспира, Гете, Данте, Леонардо да Винчи… — говорил доктор с воодушевлением, но внезапно осекся, увидев, что страницы из его книг жадно запихиваются в рот горилльими детенышами, которые разжевывают их и затем выплевывают друг в друга. С большим оживлением юные гориллы переплевывались разжеванными бумажными мякишами.
А Хромой издевался:
— Наши детеныши умнее вас. Они хоть получают развлечение от ваших книг и вашей культуры. А вы? Может быть, ваша культура заменит вам пищу или жен или силу ваших рук?.. Подумаешь: создали историю! И у нас есть история. Вот недавно мы напали на стадо слонов. А несколько раньше разрушили деревню дикарей, а еще раньше — я убил двух охотников. А в прошлом году — раздробил череп своему предшественнику, прежнему вожаку этого стада Длиннозубому. Ну, чем не история? А литература? У нас есть и литература и музыка. Правда, всего одна песня, но она стоит всех ваших сочинений, потому что выражает решительно все наши мысли, чувства, мечты и переживания. А ну-ка, обезьянушки, заведем наш рев…
По приказу вожака все самцы вскочили на ноги и начали, грузно пританцовывая, неистово бить себя кулаками в грудь, разжигая свою ярость. При этом все разом зарычали, и рев этот звучал так ужасно, так громко и яростно, что дрожь прошла по телу Пиккеринга. Доктор попытался вникнуть в содержание рева, и смог кое-как перевести его на человеческий язык.