– Ничего, – буркнул Дерек.
– Из-за «ничего» бои не на жизнь, а на смерть не устраивают.
– Ничего, – повторил Дерек, выбрался из-за спины Лиссы и зашагал к ближайшему сугробу.
Один из мальчиков не удержался и бросил в его спину снежок. Секундная тишина. И в Дерека один за другим полетели жёсткие снежные снаряды. Он не успевал укрываться, уворачиваться от них. Только беспомощно махал руками и закрывал лицо.
– Прекратите! Вы что делаете?
Лисса бегала между детьми, не понимая, как остановить их. Она пыталась успокоить каждого по отдельности, трясла за плечи, била по рукам, заставляя ронять снежки. Но дети уже с криком понеслись на Дерека.
– В сугроб его! – скомандовал главный мальчишка.
– А ну перестаньте!
Лисса пыталась преградить детям дорогу, ловила их за полы шуб и отталкивала назад, но остановить детское войско не могла.
– Перестаньте! – раздался голос Дерека уже с земли.
– А ну хватит! – крикнула Лисса что было силы.
Мальчики застыли. И не успели опомниться, как подскочили два молодых охотника. Одного из них, Джонатана, Лисса хорошо знала: он дружил с Джимом. Когда они появились, стало ясно, что битва окончена. Охотники быстро и немногословно объяснили мальчишкам, что нельзя нападать на одного вдесятером.
– Почаще бегай к своей Лиссе, – буркнул главарь Дереку, когда компания задир поспешно уходила с площади. – Пусть она тебе ещё сказочку расскажет.
– Какой раз за неделю их разнимаем, – проворчал Джонатан, пока второй охотник помогал Дереку выбраться из сугроба. – Всё из-за мальчишки в красных варежках, сынка Теннота, он у них заводила. Ремня б ему… Ладно, зови, если что.
Лисса благодарно кивнула обоим, присела на корточки рядом с Дереком и принялась оттряхивать его от снега. Мальчик отшатнулся от её рук.
– Не надо, спасибо, – пробурчал он.
– Мне несложно, – сказала Лисса, но больше его не трогала. Неподалёку увидела зелёную шапку, подняла, протянула хозяину. – Вы же не из-за неё?
Мальчик не ответил. Отвернулся, нахлобучил мокрую насквозь шапку на покрытые снегом волосы и зашагал прочь. Он шёл размашистым шагом, пародируя походку кого-то из старших – не то Зверя, не то Джима – и изредка всхлипывал.
– Что произошло? Может, я могу помочь? Расскажи, вместе что-нибудь придумаем.
– Ты уже помогла мне, спасибо. Если бы ты не подняла шум, они бы меня закопали.
Лисса поёжилась. Такая помощь казалась бесполезной и даже жалкой. Но в голосе Дерека она не услышала ни нотки иронии. Он был очень серьёзен. Лицо оставалось суровым.
– Куда ты идёшь?
– К Джиму. Он обещал показать, как делать стрелы.
– Тогда пошли к Джиму вместе, – Лисса сказала это преувеличенно весело.
По заснеженным улочкам, иногда здороваясь со знакомыми, они дошли до большого дома. Он выглядел таким крепким, будто его только построили. По бокам от двери вились угловатые узоры, вырезанные ножом. Отец Джима был искусным мастером. В его руках лезвие превращалось в перо, из под-которого выходили самые тонкие линии и самые маленькие рисунки.
Сам Джим мог вытерпеть настолько кропотливую работу, только если она касалась охоты. Он любил прикреплять наконечники стрел, вязать верёвки или ловушки для птиц. Поэтому, став полноправным хозяином, он лишь развесил над дверью гирлянды из обломков охотничьих стрел, сложенных маленькими крестиками. Он никогда не бросал стрелы в лесу.
Дерек поднялся на крыльцо, постучал. Лисса заметила, как тоску в его глазах заменило радостное предвкушение. Джим распахнул дверь почти сразу, выпуская на улицу тёплый воздух. Он широко улыбнулся Дереку и удивлённо выгнул брови, когда заметил Лиссу.
– Проходите, – пригласил он и обратился к мальчику, – Я уже заждался тебя. А ты почему такой мокрый?
– Да так…
– Пошли. Дам тебе что-нибудь сухое. Лисс, мы недолго, – Джим, несмотря на несмелые возражения Дерека, скрылся с ним за дверью своей комнаты.
Лисса сняла верхнюю одежду, не глядя повесила на крючок у входа и прошла в кухню. Там пахло прогретым деревом, солнцем и мясом. В окна заглядывало холодное зимнее солнце. Этих слабых лучей хватало, чтобы подсвечивать светло-золотистое дерево. Казалось, что по его жилкам течёт мёд.
Просторная светлая комната могла вместить две семьи, и другим гостям место тоже нашлось бы. И стол здесь поставили большой, с толстой столешницей. Он терпел и тарелки с тяжелыми зажаренными тушами, и озорных детей, и кулаки мужчин, в жаре спора доказывающих свою правоту грубой силой.
Когда Джим остался один, то придвинул стол вплотную к стене. Гостей он больше не звал. Первый месяц после смерти родителей он мог долго ходить по кухне, прикасаясь ладонями к деревянным поверхностям. Он верил: они хранили тепло мамы и папы. Наступала ночь. Джим ложился на пол и засыпал.