Отшатнувшись от зеркала, я зажала рот рукой, сдерживая крик. Сделала назад шаг, другой, а потом опрометью бросилась вон из зала.
Никогда еще мне не приводилось видеть призраков. И это оказалось страшно, очень страшно! Сердце колотилось, как безумное, а дыхания не хватало, и я только разевала рот, как рыба, вброшенная на берег.
Не знаю, куда бы я побежала, но оказавшись в коридоре попала прямо в объятия колдуна.
Собственно, не в объятия — обнимать меня он не собирался, но я врезалась в него на бегу, и ему ничего не оставалось, как обхватить меня за плечи.
— Что случилось?! — встревожено спросил он.
В любое другое время я не позволила бы себе подобной вольности, но сейчас, прижалась к нему всем телом, стуча зубами. Я не могла произнести ни слова, и только почувствовала, как тяжелая мужская ладонь легла мне на затылок, поглаживая, утешая, совсем как в моем сне.
— А ты вовсе не замарашка, — услышала я голос колдуна — непривычно мягкий, бархатистый. — Миленькая… и грудки очень даже ничего.
5
Возмущение мгновенно прогнало страх, и я отскочила от графа, гневно и строго глядя ему в лицо. Он лицемерно вскинул брови — словно не понимая, что произошло.
— Вы что себе позволяете? — сказала я сухо и зло. — Я кто, по-вашему?
— Кто? — переспросил он с вежливой насмешкой.
— Я — Бефана Антонелли, извольте относиться ко мне уважительно!
— Прости, — он развел руками. — Как я помню, это ты бросилась мне на шею. Мне показалось, тебя что-то испугало. Или ты это намеренно?
Призрак!
Я почувствовала слабость в коленях и вынуждена была опереться на подставку для тростей, чтобы не упасть.
— Да, я видела… призрака…
— Призрака? — Близар выглядел искренне удивленным.
— В зеркале, — начала объяснять я, заплетаясь языком. — Девушку… Девушку с жемчужным ожерельем…
— Пойдем, посмотрим, что там за призрак, — сказал колдун сдержанно.
Он зашел в зал, и я — сперва помедлив — поторопилась зайти за ним. Оставаться одной было страшнее.
Колдун приблизился к зеркалу и довольно долго его изучал.
— Я ничего не вижу, — сказал он, наконец. — А ты?
Подойдя бочком, я заставила себя взглянуть в хрустальную глубину. Зеркало показало мне кресло, амурчика, каминную полку и… меня.
— Теперь никого нет… — пробормотала я, понимая, что в очередной раз выставила себя дурочкой.
— Значит, призрак? — повторил Близар и начал паясничать, приставив ладони ко рту и поворачиваясь в разные стороны: — Призрак, где ты? Ау! Выходи! — он проверил углы и даже заглянул под стол. — И здесь нет, представляешь? — объявил он с нарочитым удивлением.
Я смотрела на него исподлобья, испытывая огромное желание сказать, что человеку его положения и возраста не подобает глупо шутить. Человеку его возраста… А сколько ему лет?
Но Близару, похоже, и самому надоело дурачиться.
— Или ты таким образом хочешь увильнуть от работы? — спросил он меня уже совсем другим тоном — холодным, высокомерным.
— Нет, — покачала я головой. — Кстати, спасибо за сапоги.
— Не стоит благодарности, — отозвался он. — Это была предоплата. Надеюсь, ты меня не обманешь. Да, Антонелли? Кстати, если не выполнишь, что обещала — денег не получишь.
Кровь бросилась мне в лицо:
— Девиз нашего дома…
— Повторяй свой девиз про себя, когда будешь здесь убирать, — перебил он. — И не кричи больше на весь дом. Здесь чтут тишину и спокойствие. Заруби себе это на носу.
— Но я не… — хотела я оправдаться, но он уже вышел.
Я не кричала! В сердцах я схватила тряпку и начала оттирать это проклятое зеркало. Но никакие видения меня больше не беспокоили, и постепенно пережитый страх забылся, уступив место злости и решительности. Вскоре я была уверена, что бледное отражение мне почудилось. В этом мрачном месте еще и не такое привидится.
Но я — не кричала! Да я даже не пискнула!
Вытерев пыль с зеркала, подлокотников кресел и каминной полки, я не поленилась залезть на стул, чтобы протереть крышку и циферблат старинных часов. Часы были презабавные — с гирьками в виде гномьих голов. Гномы гримасничали, высовывая языки и хитро прищуривая глаза, отчего так и хотелось щелкнуть их по круглым вздернутым носам.
Стрелки показывали уже три четверти одиннадцатого, и я решила поспешить, чтобы успеть вернуться в Эшвег до сумерек. Переночую в гостинце (в «Холлерохе», конечно же, а не в этой тараканьей забегаловке «Рейнеке»), а утром найму извозчика и отправлюсь домой. Пожалуй, у меня даже останется немного денег, чтобы купить Тилю конфет. Вот он обрадуется!
Часы начали бить, и я машинально считала удары.
Один… два… десять… одиннадцать… двенадцать…
Двенадцать?
Я посмотрела на стрелки — они обе указывали точно вверх. Разве я провозилась так долго? Надо работать побыстрее. Часы опять начали бить, и после третьего удара я уставилась на циферблат.
Бомм!.. Бомм!.. десять… одиннадцать… двенадцать…
Да, стрелки опять указывали на двенадцать.
— Бедненькие, да вас, видно, давно никто не заводил, — сказала я, обращаясь к часам.
Я подтянула гирьки, забралась на стул и отвела стрелки на полчаса назад — по моему мнению, сейчас должно было быть около половины двенадцатого, не больше.
Довольная собой, я вернулась к зеркалу и обнаружила, что тряпка, которую я оставляла на полке, исчезла. Что такое? Оглянувшись, я обнаружила тряпку распяленной на спинке стула.
Может, я повесила ее здесь и не заметила?
Забрав тряпку, я снова занялась зеркалом, оттирая серебристую поверхность и резную раму. На раме были вырезаны такие же лукавые гномы, и я намучилась, выковыривая пыль из их длинных бород.
Бомм!.. Бомм!.. — опять начали бить часы.
Определенно, они были испорчены — как могли стрелки так быстро пробежать полкруга? Все верно — и гирьки тоже ушли в противовес до упора. Я подошла подтянуть их заново, чтобы проверить свою догадку, а вернувшись к зеркалу, опять не обнаружила тряпки.
На этот раз она нашлась на каминной полке, свернутая в жгут и повешенная на шею голенького амурчика.
Я довольно долго смотрела и на амурчика, и на летающую тряпку, испытывая суеверный ужас. Может, мне ничего и не привиделось?.. Испуганно оглянувшись на зеркало, я обнаружила только собственное отражение — рот приоткрыт, глаза испуганно расширены, и стала противна сама себе.
Фу! Конечно же, это проделки колдуна, чтобы помешать мне закончить уборку. Наверное, только и ждет, что я опять примчусь к нему, дрожа от страха. Неплохие грудки!.. Вот так невежа!
Вспоминая его непристойные слова, я покраснела. Никогда еще со мной не говорили так неуважительно. А значит надо постараться поскорее покинуть это ужасное место.
— Иди-ка сюда, — сказала я тряпке и сняла ее с ангелочка, — теперь я не выпущу тебя из рук, милочка, и не надейся.
Часы били еще дважды, но я не обращала на них внимания. Тряпка вела себя смирно, и вскоре я выполоскала ее и повесила на распялочку в кухне, а сама взялась за метлу, погнав гору пыли и мусора от стены к порогу.
Сразу видно, что уборка в этом доме не в чести — метла была новенькая, беленькая, с тщательно отполированной рукояткой, даже не потемневшей от использования, и сама метелка была сделана из какой-то незнакомой мне белой травы, похожей на ковыль — пушистая, мягкая, одно удовольствие подметать такой.
Собрав сор в одну кучу, я отправилась в кухню за совком и ведром для мусора, а когда вернулась, то не нашла метлы, хотя прекрасно помнила, что оставила ее возле порога.
Оглядевшись, я обнаружила беглянку в углу, возле зеркала, и решительно пересекла комнату, схватив белую рукоятку прежде, чем кое-кому захочется отправить метлу побродить еще куда-нибудь. Но когда я вернулась, совок преспокойно лежал на каминной полке возле амурчика. Это было уже слишком.
— Если это такие шутки, милорд, — сказала я в потолок, — то извольте их прекратить! Не смешно!
Я взяла совок и уже хотела собрать мусор, но тут метла, как живая, вырвалась из моей руки и засеменила обратно к зеркалу, мелко перебирая ножками-травинками.