— Можете на имя Его Превосходительства председателя окружного суда Лентовского, можете на имя Его высокоблагородия окружного прокурора Книсница, — подсказал я.
— Тогда стану писать на имя Его Превосходительства, — решил чиновник и заскрипел пером.
Писал Карандышев не слишком долго, я даже заскучать не успел. Но когда он протянул мне исписанный лист бумаги, я едва не упал со стула. В жалобе, написанной на имя Лентовского титулярный советник требовал привлечь к уголовной ответственности… окружного прокурора надворного советника Книсница Эмиля Эмильевича, по факту мошенничества.
Это что за хрень? Неужели милейший Эмиль Эмильевич не только крутит роман с супругой Карандышева, так еще и обманул бедного рогоносца? Быть такого не может! Ну что ж… Мое дело принять жалобу, взять первичные объяснения, а там посмотрим — имел ли место обман с целью присвоения имущества или какое-то досадное недоразумение. Все в этой жизни бывает, а открывать уголовное дело без разбирательства глупо.
— Итак, (заглянул в жалобу, уточнил имя и отчество чиновника) Роман Викторович, я пока возьму у вас объяснение, далее придется взять объяснение с самого надворного советника Книсница, а дальше станет решать начальство — буду ли я вести это дело, либо его придется передавать выше, в Петербург, в Судебную палату. Если выявятся обстоятельства мошенничества, то дело пойдет в Санкт-Петербург. Сами понимаете — прокурор, чисто формально, с точки зрения процессуального права, мне не начальник, но может повлиять на расследования дела.
— Это я понимаю, — согласился чиновник.
— Тогда давайте начнем с формальностей, — кивнул я и принялся записывать анкетные данные титулярного советника. Лучше сразу все выяснить, чтобы потом, если стану открывать дело (или мой коллега его откроет), просто все переписать.
Выяснил, что Карандышеву Роману Викторовичу тридцать четыре года (я думал он моложе), потомственный дворянин, православного вероисповедания, закончил лесное отделение Санкт-Петербургского земледельческого института (ух ты!), под судом и следствием не состоял, наград не имеет, чин титулярного советника получен в 1875 году. Занимает должность заведующего уездной чертежной и межевой конторы при Женат на Ольге Павловне Карандышевой, в девичестве Полетаевой, двадцати пяти лет, потомственной дворянке. Детей нет.
— Роман Викторович, в чем суть мошенничества, в котором вы обвиняете господина Книсница? — поинтересовался я.
— А суть, господин судебный следователь, весьма проста, — уверенно заявил Карандышев. — Эмиль Эмильевич Книсниц пользовался телом моей жены, обещая мне взамен повышение по службе, как-то — перевод в Новгород и должность помощника начальника отдела губернского чертежника.
Сколько раз себе говорил, что судебный следователь не должен удивляться ничему. И вот, опять удивился. И не просто удивился, а говоря русским языком совершенно охренел. Скажу откровенно — не был бы я поборником чистоты русского языка, использовал бы другое слово.
Шар земной, устав вращаться,
Может вдруг с цепи сорваться
Иль ко всем чертям взорваться,
Превратив живое в тлен.
Ничему не удивляться,
Ничему не удивляться,
Никогда не должен истый джентльмен[1].
Нет, это я не вслух спел, а мысленно. Вслух бы сейчас не смог, потому что сидел и смотрел на Карандышева, пытаясь понять — это такая шутка, или он всерьез? А если всерьез, то не буйный ли он? А если буйный — то сумею ли справиться, если что?
— Роман Викторович, — осторожно начал я, — я допускаю, что надворный советник Книсниц пользовался э-э услугами вашей жены и даже обещал вам повышение, но какая связь с мошенничеством? Мошенничество предполагает похищение чужого движимого имущества посредством обмана. Опять-таки — мошенник похищает чужое имущество с целью присвоения. Разве Эмиль Эмильевич похитил вашу жену? Как я полагаю, вы были осведомлены о связи вашей супруги с Книсницем, стало быть, речь не идет о том, что он вторгся к вам в доверие, злоупотребил вашим к нему отношением. Даже если допустить, что ваша жена сбежала бы с Книсницем, нельзя говорить о ее похищении. Да и как можно похитить женщину? Она не является вашей собственностью. Или я чего-то не понимаю?
— Именно так. Вы не понимаете. Разумеется, я не считаю, что моя любимая супруга — это моя собственность. Думаете, мне было легко, когда я знал, что моя жена уходит на свидание? Вам-то хорошо рассуждать. Вон, без году неделя на службе, а уже титулярный, да еще и с крестом.
— Намекаете, что папенька расстарался? — ледяным тоном поинтересовался я.