Ишь ты, как он ее называет! А мог бы вообще феей звать.
Нет, не остановил Фрол свою Анфеюшку. Прежние сережки были немедленно вытащены и отданы мужу на сохранение, а в ушах у невесты (или уже жены?), заиграли камушки.
Народ заахал, кто-то завистливо, а кто-то и радостно, а Абрютин посмотрел на меня с кислым видом. Ну да, на покупку сережек мы с ним не договаривались, а наш исправник живет на жалованье.
Что вообще положено дарить молодым на свадьбу? Я бы попросту дал деньгами, но выяснил, что здесь так не принято.
И что подарить-то? Комплект белья? Так невеста со своим приданым должна быть. Слышал, родственники Анфею простили, уже привезли пару сундуков. Простынь и наволочек надолго должно хватить. Говорят, иной раз невестиного приданного до смерти хватает. Какой-нибудь чугунный утюг? В хозяйстве штука необходимая, но тащить полпуда? Горшки с кастрюлями? Ушат с коромыслом? Хрен его знает, что дарить, но тягать крупногабаритные подарки не стану. Нет уж, надо что-то попроще. А что можно подарить женщине, чтобы попало в цель? Только украшения. Дари что-то — не ошибешься. Но колечки можно дарить лишь женам и невестам, еще любовницам. А чужой жене кольца дарить нельзя. А вот сережки можно.
— Да, Фрол, чуть не забыл, — сказал Абрютин и снова полез в карман. — Ты как-то медаль свою обронил посмотри, не твоя ли? Но коли и не твоя, так похожа.
Не дожидаясь, пока Егорушкин примется разглядывать медаль, исправник прикрепил ее к груди Фрола.
Фрол и до этого был на седьмом небе от счастья, а теперь, похоже, подскочил до одиннадцатого.
Эту медаль Абрютин сам заказал, но не поскупился, сделали из серебра и с позолотой.
Кивнув молодоженам (кланяться-то тоже не полагается), мы пошли из храма. Абрютин собирался в управление, а я домой, на обед.
— Сколько я должен? — поинтересовался Василий Яковлевич.
— Нисколько, — покачал я головой. — Я эти сережки для Леночки покупал, ладно, что не подарил. Пришел — а у нее в ушах точно такие же.
— Так все равно — потратился, — хмыкнул Абрютин.
— Ты тоже потратился, — ответил я. — Медаль заказал, с меня ни копейки не взял. А сережки дешевые.
Соврал я Василю Яковлевичу. Сережки, хотя и сравнительно недорогие, но обошлись они мне в двадцать рублей. Плюс еще тридцать.
Все дело в том, что эти сережки мы выбирали вместе с Леной, моей невестой. Матушка и тетушка нас вчера выпустили погулять вдвоем, а я и посетовал — дескать, собираюсь на свадьбу фельдфебеля, а что подарить его невесте — ума не приложу. Насчет подарка для жениха решили, но будет несправедливо, если невесту обделить. Тут Леночка и изрекла — мол, покупай что-то золотое и блестящее, не ошибешься. Понравятся серьги — станет носить. Не понравятся — может их подарить или продать. Для женщины — пусть она дворянка или крестьянка, важно иметь какие-то ценности, пусть и небольшие.
Так что, пошли мы с невестой в ювелирную лавку. А там… Пятьдесят рублей из моего бумажника — фырк, и вылетело. Коль скоро купил сережки для чужой невесты, так надо что-то и для своей подобрать, верно? Тем более, если она рядом стоит. Выбирай, любимая!
Лена, разумеется, возражала, но я ей твердо сказал — мол, когда поженимся, тогда и станешь спорить, отказываться от украшений, беречь семейный бюджет, а пока — выбирай. Собирай, потихонечку, свои украшения. Вот, как наша дочка замуж соберется выходить, тогда ей и подаришь…
Подействовало. Леночка похмыкала и выбрала себе сережки. Это уже у нее которые? У нее у самой что-то было, я уже две пары дарил. Куда ей столько?
Нюшка, приняв у меня шинель, каким-то странным — хриплым голоском сказала:
— Обед сей момент подам.
Та-ак! Что это у нас стряслось?
— Ну-ка, покажи личико, — сказал я, взяв девчонку за плечи и поворачивая к себе. Глазенки распухшие, зареванные. — Аня, кто обидел?
— Никто, — замотала девчонка головой.
— Ань, говори. Я же все равно узнаю. Мальчишки какие-то или соседи?
Кто обидел? Да я с этого козла за свою Нюшку семь шкур спущу и ламбаду в сугробе плясать заставлю.
— Иван Александрович, никто не обидел, правду говорю. Мальчишек я и сама обижу, ежели что… Вы лучше к столу садитесь. И руки не забудьте помыть. А не то на меня все время ворчите, а сами грязными руками есть собираетесь.
Вот ведь, мартышка, ревет, а шпильку вставляет.
Пройдя вместе с кухаркой на кухню, вымыл руки, вытер их полотенцем, а потом уселся на табурет — длинный, как маленькая скамейка. Ухватив Нюшку, посадил ее рядом. Обняв за плечи, строго сказал:
— Садись, и рассказывай, что стряслось.
Неожиданно, Анька уткнулась мне в плечо и заревела навзрыд.