— Скажи мне, благородный сидхе, куда твой народ ходит облегчаться? Возможно, вы делаете это как белки, сидя на ветке?
Он на секунду прикрыл глаза, и, когда открыл снова, они были ясными:
— Прости. Не догадался показать тебе вчера.
Ночной вазы в дереве не было, а оказалась крохотная комнатка, тоже увитая лианами, но не такими, как в спальне, а с огромными серебристыми листьями; пол в ней был из какой-то трухи. Агнесса посомневалась, но терпеть сил не было, и она присела. И с визгом выскочила, когда под трухой зашевелилось что-то, похожее на змей; захлопнула хлипкую дверцу из коры и привалилась к ней снаружи. Сердце колотилось, и она недоуменно уставилась на брауни, почтительно протягивающего чашу с благоуханной водой. Эльф, куда-то было отошедший, тут же прискакал со встревоженным лицом.
— Там змеи, — Агнесса ткнула рукой в дверь.
И выяснилось, что это не змеи, а специальные растения, моментально усваивающие органику и сами распадающиеся на удобрение, ценное для дерева. Эльф рассказывал с оттенком самодовольства, особенно упирая на близость к природе и единство с ней.
— Я знаю, что такое канализация, — буркнула Агнесса не совсем впопад.
В Сиамаре канализация была, но отходы выливали прямиком в море, причём в самом порту, поэтому воняло там несусветно, а купаться ездили за мыс, от которого течение отходы жизнедеятельности относило. Эльфы устроились получше.
— Серебристые листья — ими можно вытереться, вода для рук или для чего захочешь. Что до твоего народа, то он весьма просвещён и искусен. Особенно в укрощении рабов и составлении ядов.
Ему удалось её задеть, и Агнесса прикусила губу. Опустив ресницы, сдерживаясь, полоскала руки в воде. Эльф горячо продолжил:
— Цветок мой, о чём тебе жалеть? Хорошо, я был чужак и пришёл не с миром, но ты-то там родилась — и что этот мир сделал с тобой? Я чувствовал запах того, что было в твоём кубке, когда забирал тебя! Не надо лгать — ты собиралась умереть. Зачем же сейчас вести себя так, как будто я похититель и насильник? Ты сама, по доброй воле легла со мной, зачем же?.. — он осёкся.
Она быстро глянула — у него дрожали губы, он был огорчён.
— Или, чтобы зажечься, тебе нужно причинить боль, унизить? — его голос снова стал обволакивающим, низким. — Я не против и готов подчиниться твоим желаниям. Что, сходить за прутьями? В прошлый раз, когда ты меня наказывала, я потом всю ночь не мог утишить твой любовный жар… для меня оно того стоит.
«Проклятый Мелетий! По-нашему, по-сиамарски! А то уважать не будут!» — она чувствовала, как запылали уши. Вытерла слёзы стыда и, вместо того, чтобы достойно объясниться, тонко пискнула:
— Нет!!! — и, неблагородно отпихнув благородного эльфа, кинулась вон, по дороге случайно задев брауни и слыша, как с грохотом полетела на пол чаша, как расплескалась вода и как захохотал эльф.
— Irima, я понял: ты хочешь поиграть в соблазнение девственницы, да? — и хохот усилился.
Стоя у окна, за которым мело, Агнесса охолонула, и только поджалась слегка, когда тихо подошедший эльф нежно завёл выбившуюся прядь ей за ухо:
— Тебе некуда бежать от меня, irima, — голос был виноватым и сочувственным, — прости меня за это и за то, что я мужчина…
Тут он замялся, как будто потеряв слова. Агнесса вздохнула, подумав, что в её мире доблестным считалось завалить пленницу, совершенно не интересуясь её мнением на этот счёт. Эльф как будто слышал мысли:
— Я хочу тебя. Но неволить не стану. Мы оба понимаем, что роли поменялись, но ты по-прежнему остаёшься госпожой моего сердца, я слаб перед тобой, — интонации его обретали умоляющие нотки, дыхание снова стало тяжёлым, и он тут же сам себя остановил: — Хватит. Расслабься, пойдём позавтракаем.
И весь оставшийся день учил её местному языку и письменности, рассказывал всякое интересное — и вёл себя гостеприимным сдержанным хозяином. Спальными местами они поменялись: Агнесса выразила желание спать на матрасике у камина, в спальне ей показалось неуютно.
***
Проснувшись следующим утром, она счастливо потянулась под пуховым одеялом, поиграла с бурундуком и доползла до окна посмотреть на погоду — кончилась ли метель. Высунув нос, убедилась, что погода хороша и вроде бы даже потеплело слегка, но тут же замёрзла от вида голого эльфа, безмятежно купающегося в ледяном ручье. Потом немного отошла и смотрела с удовольствием, пока он не вскинул глаза, поймав её за этим занятием.
Возникло нехорошее подозрение, что терм с тёплой водичкой ей более не видать, но подозрения не сбылись: неподалёку были пещеры с горячими ключами, куда Релитвионн отвёл её. Агнесса смутилась, поняв, что для эльфов пещеры были аналогом общественных терм, и встретить там можно было кого угодно, но Релитвионн всегда был рядом, переводил и сглаживал возникающее неудобство. И как-то легко в его дубе стали появляться гости и гостьи, и Агнесса действительно понемногу обучалась языку. Эльфийки стали захаживать именно к ней, и она удивилась, что даже с помощью словесных огрызков и жестов учится местным рукоделиям. Полюбила сидеть с шитьём у окна, и общества соседей ей хватало, так что приглашение во дворец на Йоль, местный праздник середины зимы, вызвало лёгкое любопытство, граничащее с неприязнью. Она помнила базилевса, и впечатления о нём остались неоднозначные. Но пошла, нарядившись и надев выбранные Релитвионном драгоценности.