Это было невыносимо.
Я резко остановилась, посмотрела в бесконечный мрак потолка и демонстративно объявила:
– Я ваша новая госпожа! Вы все сейчас покинете это место вместе со мной. Успокойтесь!
Эхо разнесло мой голос по всем уголкам пещеры и замерло далёкими отголосками. Давление на пси-ограничитель медленно ослабло на четверть… а может, и на треть… окатив меня напоследок колючей дрожью.
В полной тишине я подошла к самой дальней камере, что располагалась в тупиковой нише пещеры, и уставилась на решетку.
Автономный электронный замок на дверце был заперт, а старый управляющий на пару с каким-то мелким щуплым рабом, кутающимся в грязную тряпку, сидели рядышком на каменном полу. Как два нахохлившихся суриката.
– Что случилось, Лизен?
На бледном лице раба со следами ранних морщин отразилось смущение и замешательство.
– Простите за беспокойство, госпожа! Я вошёл первым делом сюда и обнаружил в этой камере ещё одну. Запертую на замок, который среагировал на доступ управляющего тем, что… подал сигнал на перекрытие основной двери. И связь в этой камере перестала работать.
Осмысливая объяснение, я принялась разглядывать его мелкого соседа по камере. Тот съежился и кинул на Лизена панический взгляд.
– А почему ты начал освобождать первым именно его?
Управляющий ответил не сразу. Интуиция подсказывала, что прямо сейчас мой собеседник стоит перед выбором – ответить честно или увильнуть, прибегнув к правдоподобному объяснению. Например, к тому, что освобождать узников вполне себе удобно с самого дальнего конца пещеры, а не со входа.
Но Лизен всё же начал проникаться доверием ко мне. Глубоко вздохнув, он проговорил:
– Потому что это мой сын, госпожа.
Только теперь до меня дошло, что раб рядом с управляющим вовсе не щуплый парень, а попросту мальчишка, почти подросток. Просто в полумраке впечатление о внешности воспринималось смазанно. А так… мальчик худоват, конечно, но в пределах нормы для своего возраста.
– Понятно, – хмыкнула я.
Затем синхронизировала замок на открытие своим браслетом и шагнула в камеру, чуть не споткнувшись о ящик с брикетами, похожими на сухой корм для животных.
В лице мальчика действительно прослеживалось родство с управляющим. Те же глубоко посаженные глаза, мясистый неровный нос и заостренный подбородок…
– Как тебя зовут?
Мальчик не ответил, только затравленно съежился и стиснул неровные края серой тряпки, в которую кутался.
– Его зовут Яки, госпожа, – торопливо представил сына управляющий. – Позвольте… позвольте объяснить…
– Не волнуйся, Лизен. Я слушаю.
Он сглотнул и повторил:
– Яки – мой сын, госпожа. А ещё он самый младший брат Эки, Шеда и… Юки, которого разорвала гратера. Я рассказывал вам.
– О младших братьях, из-за которых наказала Шеда ваша кошмарная Задаки, – брезгливо кивнула я. – Помню. Значит, они тоже твои сыновья?
– Нет, госпожа. В рабском помёте отцы всегда разные, и редко кто может точно узнать свое отцовство. Но мне повезло. В год рождения яйца Яки так случилось, что я был последним, кто оплодотворил временную женщину-плывчи перед тем, как она начала подавать признаки перерождения в мужчину. У нее исчезла грудь и начал расти…
– Не надо подробностей! – я замахала руками, как ветряная мельница. – И знать не хочу, что там у нее начало расти… Давай вернёмся к гратере. Ты говорил, что она разорвала двух братьев Шеда? Но твой Яки жив.
– Только благодаря смерти брата, – глухо проговорил Лизен. – Гратера подрала когтями всю спину Яки, и он упал… А затем брат прикрыл его своим телом, и гратера просто не успела растерзать моего сына, переключившись на Юки. Мы все думали, что они оба погибли… пока я случайно не услышал, как перед отъездом госпожа Задаки упоминает об этом в разговоре с подругой…
Слушая рассказ старого управляющего, я с жалостью и ужасом смотрела на мальчика. Тот дрожал, как раненый зверёк, угодивший в капкан. Его необходимо как можно скорее вытащить отсюда. Да ещё и неизвестно, в каком состоянии его раны. Ведь когти эребской гратеры – отнюдь не кошачьи царапки, а настоящие кинжалы…
– А что за другую камеру ты обнаружил? – вдруг вспомнила я.
Всё ещё во власти переживаний, Лизен дрожащей рукой указал в темный угол.
–Там есть ниша, госпожа. А в ней спрятана вторая камера поменьше. И там сидит девочка. Значит, она – плывчи. Но… – он замолчал.
– Что?
– Она молчит, госпожа. Как немая. И на ее голове сплошная черная маска.
Слова управляющего мгновенно вызвали воспоминание о заставке на компьютере в маленьком кабинете госпожи Задаки. Я сощурилась, размышляя, нет ли какой-то тайной связи между узницей пещер и закованным рабом в анатомической маске.