В ответ на мою дружелюбную полуулыбку в глубине его глаз что-то тяжко-угрюмое дрогнуло и как будто бы смягчилось.
– Я поселил Муирне в комнате возле кухни. Она довольна.
– Это хорошо, – одобрила я. – Бедняжку надо хорошенько откормить, а то все ребра пересчитать можно.
– Плывчи восстанавливаются быстрее, если им разрешают почаще плавать в океане, – без особой надежды заметил Грай.
– Так пусть плавает, сколько захочет.
Своенравный бунтарь уставился на меня недоверчивыми глазами, и я подтвердила:
– Да-да, пусть плавает. Ты ее куратор, Грай, и специалист по жизни плывчи, вот и решай сам, какие условия для нее лучше. А я буду проверять только время от времени.
– А обслуживание?
– Что – обслуживание?
– Ко мне уже подходил кое-кто, и не раз, с вопросцами насчёт… попользоваться рабыней, – буркнул он. – Спрашивали, когда госпожа назначит новую очередь из достойных поощрения…
Я возвела глаза к потолку.
– Мы уже говорили с тобой о том, что Муирне больше никого обслуживать не станет. Пусть она сама решает, кто ей нравится настолько, чтобы… «поощрить». Это ее личное дело, понял? А всем просителям можешь отвечать, что хозяйка распорядилась усовершенствовать систему интимного поощрения. И первыми будут допущены самые терпеливые и спокойные.
В этот момент Лизен сумел-таки достичь успеха в переговорах с ребенком, и я принялась за осмотр тщедушного тельца Яки. Оно было располосовано когтями гратеры наискось, от плеча до тазовой кости – действительно, наглядный случай редкой удачливости, потому что раны были хоть и жуткими, но поверхностными… а главное – проходя через брюшную полость, сила удара гратеры значительно ослабела, что и спасло внутренние органы мальчика от повреждений. Можно сказать, на животе у него были скорее глубокие царапины, чем раны. Но Яки так сильно вздрагивал от каждого моего прикосновения, что пришлось поделиться с ним успокоительным.
Тщательно обработав все раны, я дала повеселевшему Лизену целый список рекомендаций по уходу за сыном. В первую очередь, насчёт гигиены и правильного питания после длительного полуголодного существования.
Присев отдохнуть, я заметила, что в лазарете появилось ещё одно знакомое лицо: Муирне. Она робко обошла телохранителей, направляясь в мою сторону. Чтобы не допустить коленопреклонения, я перехватила маленькую ладонь рабыни-плывчи и похлопала по тыльной стороне.
– Ты выглядишь получше. Я рада.
– Как отблагодарить вас за доброту, госпожа?
Я покачала головой.
– Благодарность – это такая вещь, о которой может посоветовать только твое собственное сердце, Муирне. Впрочем… если ты знаешь что-нибудь о рабах в черных масках… как у той девочки, которую я просила тебя кормить бульоном… расскажи мне.
– Нет, госпожа, – растерялась рабыня-плывчи. – Впервые такую маску вижу. Но я почти не общалась с другими рабами… мне можно было только совокупляться с назначенными по распоряжению госпожи Задаки.
– Жаль.
Я расстроенно вздохнула и вдруг почувствовала слабое подёргивание за штанину своего комбинезона в районе голеностопа. На излюбленном месте возле софы сидел Эки.
– Госпожа, – заговорщицки прошептал он, – я знаю, кто может вам рассказать…
– И кто же?!
– Шед, госпожа! Он упоминал однажды о рабе в черной маске…
Интуиция заставила сердце взволнованно ёкнуть.
– Что Шед говорил о нем?
Эки наморщил лоб, вспоминая подробности, и наконец сообщил:
– Он удивлялся, что госпожа Задаки велела ему набрать на берегу большую миску свежих водорослей-друри, истолочь их до состояния каши и любым способом лично скормить рабу в черной маске.
– Водоросли-друри… – задумчиво повторила я. – Интересно.
Не те ли сушеные водоросли, которыми потчевали незнакомку, найденную в пещере забыванцев?
– Друри съедобные и полезные, госпожа, – подала вдруг голос Муирне. – У плывчи их часто едят на ночь, чтобы хорошо спать и видеть приятные сны. И девочке друри тоже нравятся…
– Девочке?
– Той, что вы велели кормить бульоном. Она выпивает его, а потом заедает сухими друри. Их много у нее… за пазухой…
Вот незадача. Двое суток ожидания, чтобы проследить связь заторможенного состояния девочки с подозрительными водорослями коту под хвост!
Наверное, на моем лице отобразилась заметная тень недовольства, потому что последние слова рабыня-плывчи пролепетала на грани слышимости и умолкла.
– Не надо больше девочке давать есть друри. Пока.
– Почему? – влез Грай, переводя внимательный взгляд с поникшей Муирне на меня. – Их многие едят. Даже на господский стол в виде мудреного салата иногда подают. Как экзотику. Друри хоть и специфичные на вкус, но к этому быстро привыкаешь.