ьно читалось что-то такое... тёплое, с каплей облегчения и неуверенности. - Что ж. Наша машина на восточной стоянке. Идти не долго. Твой багаж заберут - не волнуйся об этом. Пойдём? Но я затормозила всего на миг. Линда говорила быстро. Очень быстро. Слова пролетали пулями сквозь до предела напряжённый разум, и лишь краями цеплялись, смысла оставляя след, но не понимания. Оно отображалось где-то на периферии. Господи... Сосредоточься, Малахова! Сосредоточься, и просто старайся казаться нормальной. Мига хватило на то, чтобы снова затеряться в толпе спешащего куда-то народа. Пришлось спешно отыскивать элегантный брючный костюм вместе с облачённой в него Линдой. Она, впрочем, тоже заметила: я так и не двинулась с места. - Всё хорошо? - обернулась. - Да... Да, хорошо. - А что дальше сказать? Сотни слов смешались в памяти - Английский, Русский... Будто ощутив моё замешательство, Линда сама подсказала нужный ответ: - Понимаю, тебя утомил перелёт. Столько часов в воздухе - не мудрено. Ну ничего. Полчаса, и будем дома. Читала о Пасифик-Палисейдс? Конечно же, я читала. От края до края карту города изучила, и название каждого района отпечаталось в памяти вместе с кратким описанием: «Санта-Моника - шопинг, серфинг и солнце; Беверли Хиллз - роскошь и безупречный имидж; Брентвуд, Пасадена, Малибу, Манхэттен Бич...» Но Пасифик-Палисейдс?.. Она не шутит, нет? Смотреть фото и видеть своими глазами - абсолютно разные вещи, и никогда в своей жизни я не испытывала такого непередаваемого восторга, благоговейного восхищения и разочарования с ними вместе. Прекрасные дома, цветы, зелень, а люди?.. Люди всё те же, такие же. На первый взгляд. Всё время, что тёмно-синее авто тихо скользило по проезжей части, Линда говорила. Тараторила скорее - бегло и настолько неразборчиво, что мне невольно приходилось останавливать её тихим: - Простите, пожалуйста. Вы не могли бы говорить медленнее? - И щёки розовели предательски, ведь неожиданно оказалось, что разговоры с учителями не идут не в какое сравнение с повседневным общением, когда хочется вести себя легко и непринуждённо. Выходит, что выходит. Но в любом случае, привыкать нужно срочно. Иначе никак. Линда не ошиблась - поездка действительно заняла не больше получаса, и эти тридцать минут стали весьма информативными, так что, выбираясь из машины, я просто пообещала себе, что больше ничему не стану удивляться. Двухэтажный коттедж, венецианские окна, бассейн с золотыми рыбками? Не важно. Всё не важно. Посмотрю завтра, расспрошу завтра. В Москве ведь полночь почти и, господи, как же хочется спать! А потом я ослепла. И оглохла. И, жмурясь непроизвольно, сделала трусливый шаг назад. Нечто выскочило из-за угла, пробежалось по газону и предстало предо мной в образе экстравагантной дамы неописуемо ярких цветов крайне широкого спектра. - Ух ты! - вместо приветствия. - Чего стоишь, как дуб? Ты Кристина или новый предмет декора? Так в нашем дворе статуи и так есть. Проходи, что ли... И понеслась... Есть люди, пребывание рядом с которыми становится изощрённой пыткой, а есть обаятельные, харизматичные, способные одним лишь словом расположить. Есть и другие - по-домашнему близкие - бесшабашные или серьёзные, исполненные радости или грусти, но всегда уютно тёплые, как коты. С ними тебе просто хорошо, и в какой-то миг ты хочешь быть, а не казаться. В какой-то миг ошибаться не страшно, не страшно выглядеть смешным или глупым. С такими ты открыт и искренен, будто знал весь век. Изумившее меня создание оказалось старшей дочерью Джорджа и Линды Льюис - наследницей прибыльного фамильного дела, надеждой семьи и внешне абсолютно неадекватной особой. Но всего несколько часов показали Дженифер в ином свете. Эрудированная и остроумная, она рьяно стремилась разбить систему, выражая себя сумасшедшими причёсками цвета взбесившейся радуги, неимоверными прикидами и макияжем аля «папуас в боевом раскрасе». Была в этом какая-то притягательная безуминка, пьянящий вкус свободы, смелость, переходящая все границы и бесконечная уверенность в себе. Джен точно знала, что прекрасна и, что удивительно, окружающие действительно верили в это. Даже я со временем привыкла к хаотично наляпистому внешнему виду этого жизнерадостного павлина. А ещё в доме семейства Льюис всегда было солнце. Звонкоголосое солнце с длинной рыжей косой. Анжелина - так его звали, но чаще - Анжелас или Анж. Младшенькая и нежно любимая, на первый взгляд она казалась противоположностью Джен. Серьёзная, рассудительная, благоразумная и вежливая. Девушка с осколками замечтавшегося неба в огромных глазах... и маленьким бесёнком, с хитрой мордашкой выглядывающим из тихих глубин. Бесёнок никогда не отказывался от проказ, подстраивал мелкие пакости, громко хохотал и носился по саду вслед за сестрой, а потом распугивал золотых рыбок, с гиканьем бросаясь в маленький бассейн. Фауна оказалась стойкой. По крайней мере никто после купания не сдох. Лишь Джулия - домоправительница и всевидящее око - закатила глаза, а через миг нас сгребли в охапку и буквально швырнули в океан - плавайте, мол, там, вредители мелкие. Но были и другие моменты. Тогда Анжи распускала волосы, и, закрывая глаза, плавно опускала руки на чёрно-белые клавиши. - Ты... играешь на этом? - спросила я в первый вечер, любовно поглаживая чёрный лакированный бок прекрасно настроенного фортепиано, размещённого в отдельной комнате с мягким ковром и множеством удобных кресел. Гостиная Музыки - так Льюисы именовали этот комфортный уголок, и собирались вместе, с удовольствием слушая шедевры мировой классики и произведения наших современников. - Сколько себя помню, - широко улыбнулась Анжелина. Изящная ладонь с длинными тонкими пальцами коснулась тёплого дерева. Вторая на ощупь отыскала аккорд - инструмент вздохнул, оживая. - Тоническое трезвучие* соль-минора? - тотчас спросила я. Непотдельная заинтересованность блеснула в ясном голубом взгляде. - Абсолютный слух*? - Выгнула бровь Анжелас. Снова запели ноты. - Фа-ля-до-. Это субдоминанта* до-мажора? - Да. А куда разрешишь*? Но ответить я не сумела. Прикусила уголок губы, задумавшись. Головой покачала. - Не знаю, Анжи. Я... не училась. Просто... отец немного знал. Это начальная теория. А так-то... я вряд ли понимаю, что делаю. И за фортепиано в жизни садилась пару раз. Так-то. - А хотела бы? - Сесть или учиться? - заинтересованно подалась вперёд я. Тотчас в улыбке расплылась. - Знаешь, ко всем вопросам ответ один - да. Вот только ни на то, ни на другое времени и сил не доставало пока. Первые дни было трудно. Организм не желал привыкать к смене часового пояса, новый климат вызвал головную боль и жар, а постоянное звучание чужой речи утомляло за несколько часов. Ещё было страшно. Страшно, что не вольюсь, не привыкну, не потяну школьную программу. Страшно, что разочарую людей, согласившихся принять в своём доме чужого, по сути, человека. Но они в меня верили, поддерживая и подбадривая, давая советы и позволяя больше отдыхать. Анжелас с улыбкой таскала в мою комнату горы вкусностей, а Джен, разваливаясь на широченной постели, их бесцеремонно поедала, оставляя меня с охапкой обёрток и удивительно хорошим настроением. То же было и в школе. Аке несмышлёныша, Кристину Малахову водили за ручку, аккуратно будили на уроках, прощали запинки и десятки косяков, за которые остальные получали по полной программе. Так было в самом начале, а потом как-то незаметно для себя самой я ощутила лёгкость. Период реабилитации остался позади, и не клонило в сон больше, и болтать выходило так же бодро, как у неутомимых сестричек Льюис. А ещё не возникало желания переспросить. Событие это было решено отметить. Решено, конечно же, без меня. - Вставай, страна народная! Вставай на смертный бой! - Так вопила Джен, расталкивая моё бренное тело ранним субботним утром. Слова песни, с жутким акцентом произнесённые по-русски, понимались с трудом, а вот захватнические меры, предпринятые в отношении моих подушки и одеяла, не нуждались ни в толковании, ни в переводе. Глазоньки мои ещё распахнуться не успели, сон красочный в далёкие дали не ускользнул, а перед носом уже материализовался стильный планшет с надкусанным яблоком. Страница «лучшие рестораны Лос-Анджелеса». И что мне с ней делать? Оказалось, выбирать, и быстро, ибо (вот просто Джен сейчас цитирую), пока я перья пушить буду, закроется даже то, что работает круглосуточно. К счастью, многоцветная прорицательница ошиблась, и уже через два часа я сидела в окружении людей, что искренне радовались за меня, и день этот отдали любым капризам не из праздности, но в награду. «Человек стоит столько, сколько стоят его ум, честь и трудолюбие, - не один раз повторял Джордж Льюис. - Каждый получит ровно столько, сколько заслуживает». В словах этих читались уважение и похвала. И было чертовски приятно. А ещё это мотивировало идти дальше, делать больше, не разочаровывая никого из тех, кто в меня верит. В тот день я впервые набирала российский номер. Знала, что дорого, но и это было наградой. Хотелось рассказать многое, но, боже, разве можно выразить всё словами через океан? Мама скучала - это читалось в усталых интонациях и рваных вздохах. Скучала и я. Вот только сестрички Льюис так и не дали мне загрустить. Время неслось пассажирским лайнером - часы сутками складывались, а те, в свою очередь, вереницей многоцветных дней. Лос-Анджелес осени не рад был. Ст