Пальцы обожгло огнем, когда Алексей нащупал топорище. Боевой топор тяжел, целиком выкован из каленого железа. Да только куда с деревянным топорищем за лешими, и кикиморами гоняться. Теперь Алексей за это поплатился.
Перехватить топор поудобнее — пусть кожа слезает, окропить своей кровью, отрезвить себя болью — что может быть лучше против наваждения? — и с размаху по держащим его рукав пальцам.
— Врешь, девка, сын у меня родится!
И отпустило тотчас. Взвыла ледяная тварь, показала настоящее лицо. Плоское, словно нарисованное. Полупрозрачное, как лед на реке. Глаза глубокие и пустые, а широкий безгубый рот полон острых, как иголки, зубов.
Этими зубами ухватилась тварь за плечо Алексея, к шее подбираясь, но тот был готов.
— Abo in pace!* — взревел он.
*Иди с миром (лат).
Выкрикивать латынь по любому случаю научил их вечно пьяный учитель словесности.
«Хорошо тем, кто останется при городе, — говаривал он, откладывая подальше свиток, который они должны были разбирать и заучивать наизусть. — Хорошо при царе али князе. Но многим придется идти к людям диким, от веры далеким. Пока мнят вас выше себя, авось и останетесь в живых».
«Да при чем тут латынь, — возмутился Поликарп. Был он из Торопца, что в семинарии делало его наиближайшим земляком Алексея. Из Суздаля и Мурома все равно никого не было. — С вашей латынью нас за колдунов скорее примут, чем за священников!»
«И хорошо, — не стал спорить учитель. — Значит, дольше проживете».
За прошедшие годы совсем сгладилось в памяти лицо учителя, сгоревшего в горячке тем же летом, плохо помнил Алексей и перевод заученных фраз. Но не забывал раз за разом выкрикивать их, встречаясь с нежитью. Может, оно и не помогало, но и не вредило тоже.
Изловчившись, Алексей ударил топором раз, другой. Пока не оторвалась снегурка и не спрыгнула с дровней. Почти что целая и невредимая. Только пальцы ее белесыми жирными гусеницами продолжали шевелиться на тулупе Алексея, пока тот брезгливо не стряхнул их на снег.
А лошадь остановилась прямо в центре села у самой крепкой избы.
— А если жена девку родит… ты… топором… — шепотом произнесла Бажена, не выпуская поводьев. Словно приморозило ее к ним. Ох, лучше бы язык приморозило вздорной бабе! Так ведь и пойдет слава недобрая.
— Сама подумай, как я еще бы от нее избавился, — ответил он, слезая с неудобных дровней и с удовольствием разминая ноги. Село выглядело безлюдным. Он бы и рад подумать, что это их появление и выступление с топором разогнало снегурок, но нет. Просто поднималось солнце.
— А теперь они где? — спросил он Бажену, чтобы нарушить неловкое молчание. — Попрятались в чаще до темноты?
— Да как же, — хмыкнула та, торопливо сползая с дровней вслед за ним. — Вон, на опушке у деревьев. Так и будут там торчать до вечера. В лес толком не сходить.
Алексей посмотрел в сторону леса и впрямь увидел стайку девиц. Издалека они выглядели как обычные девушки и хихикали точно так же.
Бажена стукнулась дробно в ближайшую избу и нырнула в образовавшийся проем. Алексей остался стоять рядом с лошадью, зорко следя за стройными фигурками.
— Обычно они в лесу опасны только детям. — Вернувшаяся Бажена сияла довольством, не иначе как дома было все хорошо. — Никто не знает, куда они их уводят, только косточек мы и летом не находим. А вот на остальных чтобы нападать вместо того, чтобы в дом проситься, — такое я впервые вижу.
И она с подозрением посмотрела на священника.
— Хороший знак, — не растерялся тот. — Нежить завсегда знает, от кого погибель придет.
Поверила Бажена или нет, Алексей не знал. Он и не соврал в общем, да только уверенности у него не было, что его план сработает.
Как бы то ни было, а поселили его на самом краю села, у леса. У той самой бобылки Маруси, что за брата вступилась. Ладно лошадь распрягли и в сарай к другой скотине загнали. Алексей долго грелся пустым травяным отваром и думал.
— Вы на наших не серчайте, они не со зла вас ко мне отправили. Пусть стол у меня и пуст, но про снегурок я побольше прочих знаю, — нарушила тишину Маруся, неправильно поняв молчание молодого священника.
— Рассказывай, коли не шутишь, — вздохнул Алексей. Тоскливо ему было не от пустого отвара, а оттого, что привык он с налету дело решать. Пару раз только приходилось посидеть, покараулить. В одном починке русалки чудили, а в крупном селе в дне пути от Ростова завелся игоша. Но оба те раза были летом, караулить было тепло и вольготно, да и Алена не оставалась одна.
Маруся рассказывала обстоятельно, но Алексей узнал от нее не так уж много нового. Большую часть Бажена и без того поведала, да и он видел уже немало.