В толстое лобовое стекло, если уж продолжать сравнение с гоночной машиной, по-прежнему был виден сплошной белесо-серый туман. Как-то даже не верилось, что 57 лет позади. Свете уже, с ума сойти, 82, а Кольке 62.
В голову полезли совершенно ненужные, отвлекающие мысли, и Игорь вновь нажал кнопку. Вновь замелькали цифры.
«А как назад?» — спросил Игорь мысленно.
«Дважды нажми шарик, — ответил Вектор. — Не суетись. Транспортировщик доставит тебя точно куда нужно — всё заранее запрограммировано».
«Мог бы и раньше сказать», — подумал Игорь.
«Так ты не спрашивал», — отозвался Вектор.
Вредный такой, ехидный. «Не спрашивал». Мало ли что не спрашивал? Должен был догадаться. Есть такие вещи, которые и не знаешь, как назвать. Как же тут спрашивать-то? Издеваться ведь начнет, что не так сформулировал вопрос.
«Не боись, не начну», — откликнулся Восходящий Вектор.
Прошло совсем немного времени, и цифры в секторе перестали прыгать, остановившись, наконец, на отметке «2303 год, 5 месяц, 24 число, 12 часов 00 минут по Гринвичу». Из щели на панель выполз лист белой бумаги, на котором было напечатано: «г. Егоров (бывш. Первомайский). Следующий транспортировщик: г. Москва, ул. Первонепечатников, д.13, подъезд 1, подвал». Одновременно та же самая информация высветилась на экране дисплея.
«И тут подвал, — подумал Игорь. — А что же трещали про многоярусные вертикали?»
«Уже есть экспериментальные проекты, — откликнулся Восходящий Вектор. — Как всегда не хватает капвложений».
«Эх, Россия-матушка, — подумал Игорь и спохватился: — Что же так далеко от белокаменной-то? Нельзя было поближе подкинуть?»
«Прецессия, уважаемый, — ответил Вектор. — Турбулентность и вследствие этого параллакс. Могло и в Индию занести, и на Аляску. Да и что возмущаться-то? Тут на монорельсе до центра пятнадцать минут езды. Развеешься, бесценный ты наш, порнушку посмотришь».
«Докатились, — подумал Игорь. В общественном транспорте порнушку гоняют. Там же дети».
«А дети что — не люди? — возразил Вектор. — Сейчас они дети, а завтра взрослые, которым нужно плодиться и размножаться. Сделали, видишь ли, из любви тайну. Чуть не вымерли».
Игорь махнул рукой и полез в открывшийся перед ним люк — в белесо-серую муть.
Выйдя на физический план, он обрел плоть.
Будучи еще клопом, Игорь провел в Первомайском целое лето. Здесь у него жил дедушка, который тогда еще был жив. Вскоре после того лета дедушка помер, но не надо приплетать к этому Игоря, хотя клопом он был достаточно вредным. Просто дедушка был стар и любил залить шары. Вот это последнее и подстегнуло кончину.
Первомайский было не узнать. Куда девались его знаменитые овраг и церковь? Куда девался барский дом с яблоневым садом? Егоров был городом высотным и сплошь заасфальтированным. Асфальта сюда за этот исторический период вбухали не одну тысячу тонн. С растительностью было туго — во дворах пылилась худосочная трава да на газонах торчали чахлые деревца. А всё почему? А всё потому, что у нас так всегда строили: поначалу сносили лишнее, все эти частные дома, огороды, сады, рощи, делали ровную площадку и на ней уже возводили микрорайоны с положенными по генплану газонами, клумбами и кусто-деревьевыми посадками.
Корнелий всё предусмотрел. Из подпространства Игорь вышел в одежде, соответствующей данной стране, данной эпохе и данному сезону. Это нетрудно было сделать, введя в «мозг» транспортировщика надлежащую программу. Экипировку Игоря совершенно ненавязчиво осуществило многофункциональное кресло, в котором тот сидел.
Так что когда он вышагивал по широким гладким улицам, никто из местных не пялился на него и не показывал пальцем, что вот, мол, экое чучело прёт.
У одного из прохожих, пожилого мужчины с ослепительно-белыми вставными зубами, он узнал, что к монорельсовой остановке можно доехать на седьмом каре либо на велорикше, но можно и пешком — тут всего-то три квартала.
Мужчина оказался словоохотливым, и Игорь точил с ним лясы минут десять. Надо сказать, что за 303 года русский язык изменился мало. Были в нем, конечно, и новые жаргонные словечки, и некоторые матерные выражения перестали быть матерными, что несколько резало слух, но в основном это был он — великий и могучий. Потом, правда, старикан признался, что он профессор филологии, и ему доставляет большое наслаждение общаться с Игорем, как с носителем не замусоренного языка. А то нынешнюю молодежь слушать — уши вянут, сказал он. Живого слова нет. Вы ведь из Резервации, молодой человек? — уточнил он. Только там еще что-то настоящее сохранилось. На всякий случай Игорь утвердительно кивнул.