На вопрос, почему город называется Егоров, профессор ответил, что существует несколько версий. Первая, что так он назывался изначально. Вторая, что на самом деле это не Егоров, а Егорово. В корне «гор», «гора». Город на горе. Хотя, какая там к черту гора. Третья версия, что в эпоху Перелома, то бишь в конце 20 — начале 21 века, город был переименован в честь первого демократа Гайдара Егорова. И, наконец, версия номер четыре — что такую фамилию носил отец-основатель города, начальник передвижной колонны СМУ-1.
В пользу версии номер четыре говорил единственно сохранившийся документ середины 20 века. Документ имел непонятное наименование «Смета». В графах его под первым и единственным номером значилось: «Сваи. 40 ед.» И подпись: А.А.Егоров 05.08.54. И сбоку от подписи: начальник передвижной колонны СМУ-1. Ясно, что сваи предназначались для основания города.
К сожалению, Великий Бунт Бюрократов в двадцатых годах 21 века уничтожил всю имеющуюся документацию, как таковую, все архивы, все машинные носители, в общем, всё-всё-всё.
Мда. От такого винегрета Игорю оставалось только хлопать глазами.
Наконец, они с профессором распрощались, и Игорь направился к остановке, глядя на город совершенно иными глазами. Вот ведь оно как. Ни бумажки не сохранилось. Лишь эта, с подписью отца-основателя, который, поди, со своей колонной привез сваи, воздвиг сваи, обмыл воздвижение свай так, что Первомайский встал на уши, потом уехал восвояси, оставив где-то в канцелярии след в виде этой самой сметы. А она, смета эта, дожила аж до 2303 года. Ничего больше не осталось, а ведь как плодили эти бумажки, как плодили. Как будто ничего главнее их не было. Месячные отчеты, квартальные отчеты, годовые отчеты, декларации, акты проверок, акты инвентаризации, справки, анализы, пояснительные записки, справки к пояснительным запискам, пояснительные записки к справкам и отчетам, и т. д., и т. п. Обычный расчетный счет в банке умудрились раздуть на поллиста. Как только у нашей тихой безропотной бюрократии хватило смелости пойти на бунт? Даже их, бумажных червей, канцелярских крыс заело. Честь им и слава…
Среди ночи Тяпус разбудил коллег и возвестил, что только что во сне ему было видение. Будто бы Его Высочество готовит для экзекуции огромный коровий кнут, а когда некто громовым голосом вопрошает: «Кого собираетесь сечь?», — Его Высочество отвечает не менее громовым голосом: «Слуг своих нерадивых».
Стало быть, подытожил Тяпус, надо шарахнуть по даче Попова из космоса и черт с ним, с законом Мулюк-Кефаля. Своя шкура ближе к телу.
Коллеги согласились, что после такого сна, после такого грозного предупреждения и сомневаться нечего — шарахнуть надобно. Только где-нибудь утречком, а то сейчас больно спать охота.
Ранним утром Люпис выглянул в оконце — так и есть, внизу стояло дерево. Именно оно вчера отбрасывало тень, но это, однако же, вовсе не означало отсутствия древних мыслеформ. Мыслеформы были, ночью Люпис в этом убедился. После того, как Тяпус разбудил всех, торопясь свалить с себя тяжелую ношу сна-предупреждения, Люпис долго лежал с открытыми глазами, видел на потолке кривляющиеся рожи (нужно было сосредоточиться, чтобы их разглядеть) и слышал тихое, как шелест: «Вон отсюда, нечисть поганая. Ужо приидет по вашу душу витязь в златом шеломе с пылающим мечом. Тё-омное, тё-омное нынче время. Страшно, страшно жить. А не жить еще страшнее». От последних слов становилось зябко и неуютно. Им, древним, было прекрасно известно, что такое быть нежитью, а эта жизнь под Фрастом в постоянном ожидании окрика, по его указке, без собственных крыльев — она была, как чужая. Он как в зеркало смотрелся в этот потолок. Он, некогда живой человек, стал марионеткой, маской, которой такая же маска вправе была сказать: «Вон отсюда, нечисть поганая».
Впрочем, ночные мысли всегда отличались тяжестью и безысходностью. Утром они исчезали, оставляя после себя царапающий осадок, который также быстро исчезал. Вот и сейчас их как не бывало.
Но недаром, ох, недаром Тяпусу снился нехороший сон, а Люписа одолевали мрачные мысли.
Вскоре припожаловали пахнущие подземельем неразлучные Шурфейс с Джадфайлом и огорошили крайне неприятным известием.
Отыгрались бершонцы, облапошили, гады.
За ночь ситуация в корне изменилась. Чистящие файлы, коротышки поганые, усиленно поработав, уничтожили основную массу виртуалов. Развернулась было виртуальная система во всю ширь — с захватом Интернета, локальных сетей, управляющих вычислительных центров, серверов, очутились в руках оружие, связь и управление техпроцессами, но вдруг в одночасье система эта, не успев сказать ни бе, ни ме, приказала долго жить. Кстати, Интернет оказался самым уязвимым. Коротышки вычистили его весьма быстро, наводнив особо вредными удушающими псевдожизнь программами.