"Преподобная Фаррисон думает, что нескольким бездомным удалось проникнуть в храм, - сообщали каракули на программке. - Еще они сломали пальмы, приготовленные для представления. Сорвали их с планок. Можете себе представить, кто на такое способен?"
- Подобно хозяину гостиницы, нашедшему место для Марии и Иосифа в тот канун Рождества, много лет назад, - закругляясь, сказал преподобный Уолл, - найдем и мы в наших сердцах место для Христа. Аминь!
Орган начал вступление к хоралу "О город Вифлеем", вдалеке в сопровождении Мириам Берг показались Мария и Иосиф. Мириам поправила белое покрывало Марии и что-то зашептала им обоим. Иосиф потрогал приклеенную бороду.
- Как они пойдут? - прошептала Вирджиния. - По боковому проходу или прямо по центральному?
- По боковому, - ответила Шерон.
Хор встал.
"О город Вифлеем, тих и сладок твой сон, - запел хор. - В вышине над тобой, храня твой покой, звезды плывут чередой".
Мария и Иосиф медленно, размеренным шагом, как учила их Роза, рука об руку двинулись по боковому проходу. "Нет, - подумала Шерон. - Это неправильно. Иосиф должен идти немного впереди, оберегая Марию, а Мария должна держать руку на животе, оберегая ребенка".
После долгих споров вопрос о том, как следует идти Марии и Иосифу, отложили до окончания репетиции, и прогон представления начался. Мария и Иосиф постучали в дверь гостиницы, и хозяин, широко улыбаясь, сказал им, что мест нет.
- Патрик, чему ты так радуешься? - спросила Роза. - Ты должен быть в плохом настроении. Ты устал, у тебя не осталось свободных комнат.
Патрик попытался нахмуриться.
- У меня нет свободных комнат, - сказал он, - но вы можете остановиться в хлеву.
Он провел их к яслям, и Мария опустилась на колени.
- Где младенец Иисус? - спросила Роза.
- Он будет готов только к завтрашнему вечеру, - шепотом ответила Вирджиния.
- У кого-нибудь есть подходящая кукла?
Ангел из младшей группы подняла руку, и Роза сказала:
- Прекрасно. Мария, сейчас просто возьми одеяло. Хор споет первый куплет гимна "Далеко-далеко, в яслях". Подойдите и встаньте с этой стороны, - показала она.
Пастухи подняли связанные по две хоккейные клюшки, швабры и палки, приладили головные уборы.
- Хорошо, начнем, - сказала Роза.
Орган взял вступительный аккорд, и хор встал.
- "Да-алеко", - пропела Ди и закашлялась, прикрываясь рукой. - Есть... леденцы... от кашля? - удалось выдавить ей между приступами.
- Я видела в канцелярии. - Шерон сбежала вниз по ступеням алтаря и заспешила по проходу мимо пастухов в коридор.
Было темно, но Шерон не хотелось тратить время на поиски нужного выключателя. Лампы, горящие в храме, слабо освещали дорогу, и ей казалось, что она помнит, где лежат леденцы от кашля.
В канцелярии тоже не было света, а фонарь на крыльце преподобная Фаррисон выключила, чтобы не привлекать бездомных. Шерон открыла дверь, ощупью пробралась к письменному столу и пошарила по нему, пока не наткнулась на стеклянное блюдо. Взяв пригоршню леденцов, она осторожно вышла в коридор.
Хор запел "В полночь на ясном небе", но после двух тактов умолк, и во внезапно наступившей тишине раздался стук.
Шерон повернулась было к двери, потом замешкалась, подумав, что это, возможно, вернулась та пара, которую выставила преподобная Фаррисон, и сейчас начнутся неприятности, но стук был мягкий, почти робкий, и сквозь витражное стекло было видно, что идет сильный снег.
Шерон пересыпала леденцы от кашля в левую руку, приоткрыла дверь и выглянула наружу. На крыльце стояли двое, один немного впереди. В темноте можно было разглядеть лишь очертания их фигур, и Шерон сначала показалось, что это две женщины, но человек, стоящий впереди, произнес голосом молодого мужчины:
- Эркаш.
- Извините, - сказала Шерон. - Я не говорю по-испански. Вы ищете, где остановиться?
Снег таял на лету, превращаясь в дождь, поднимался ветер.
- Кумрах, - сказал молодой человек, слово звучало так, как будто он просто хотел откашляться, а дальше слова так и посыпались, но Шерон не могла ничего разобрать.
- Подождите минутку. - Шерон закрыла дверь.
Она вернулась в канцелярию, поискала в полумраке телефон, набрала номер.
Занято. Шерон повесила трубку, немного помедлила, набрала снова. Опять занято. Она вернулась к двери в надежде, что пара ушла.
- Эркаш, - услышала она, как только открыла дверь.
- Извините, я пытаюсь дозвониться в приют для бездомных. - И тут молодой человек быстро, взволнованно заговорил, шагнув вперед и положив ладонь на дверь. Он был завернут в одеяло, поэтому Шерон и приняла его за женщину.
- Эркаш, - расстроенно, безнадежно, но все так же робко и застенчиво повторил он. - Ботт лом. - И показал на женщину, которая стояла позади, не поднимаясь на крыльцо.
Шерон смотрела не на нее, а на ноги пришедших.
Они были в сандалиях. Сначала ей показалось, что они босые, и она пришла в ужас. Босые на снегу! Потом, приглядевшись, она заметила темную полоску ремешка. Но это все равно что босые. Снег так и сыплет.
Бросить их на улице казалось Шерон немыслимым, но и оставить их в коридоре до прибытия фургона из приюта она не решалась: боялась преподобной Фаррисон.
Канцелярия отпадает: может зазвонить телефон, в зал общины тоже нельзя, там подарки для бездомных.
- Минуточку, - сказала Шерон и, закрыв дверь, пошла посмотреть, не ушла ли Мириам из воскресной школы для взрослых.
Свет не горел, так что, очевидно, Мириам в комнате не было. На столе у двери стояла лампа. Шерон включила ее. Нет, это тоже не годится: в витрине на стене выставлено серебро общины; на столе стоят бумажные чашки и тарелки с рождественским печеньем, которые принесла Мириам, значит, после представления здесь будет угощение для участников. Шерон выключила свет и вышла в коридор.
Кабинет преподобного Уолла не подходит, к тому же он все равно заперт. Кабинет преподобной Фаррисон, разумеется, тоже. Если разместить бездомных в одной из комнат воскресной школы, потом придется тайком вести их наверх.
Может, в каминную? Каминная помещалась между воскресной школой для взрослых и залом братства. Она потянула за ручку, дверь открылась, и Шерон заглянула внутрь. Камин занимал почти всю комнату, рядом были свалены в кучу складные стулья. Она не нашла выключателя, но снаружи сюда проникал свет, и можно было спокойно двигаться. И здесь было теплее, чем на крыльце.