дайте их, они вынуждены были так действовать. Русским: разве вы не поняли, что я говорю и от вашего имени? имею ли я право? если говорю, то имею.
— Иу как, Николай Андреевич? Что можно сказать после этого?
Я засмеялся:
— Силен Рерберг!
— Вот так–то, Николай Андреевич!
Мы пошли от берега. Надо отдать должное Рербер–гу, он усложнил задачу. Решение, которое он избрал, было в его положении едва ли не единственным — сам выбор этого средства требовал и ума и опыта жизненного, видно, у Игоря все это было. Он точно выдернул из–под меня землю. Чтобы что–то сказать, мне надо было собраться с мыслями, но не скажешь ему об этом.
— Ну как, Николай Андреевич? Не ясно ли, что ваше слово для Маши закон?
— Нет, для Маши ее собственное слово закон…
Я вернулся в отель и рассказал Марии о Рерберго–вом письме русского.
Мы стояли с моей дочерью в холле гостиницы, отыскав глазами полукресло, Мария придвинула его, села.
— Как ты понимаешь все это? — спросила она. Холл был полуосвещен, и свет паркового фонаря,
ворвавшись в здание, высветил лицо и Маши,
— Я вижу тут его предприимчивость, — сказал я, — А разве не так?
— Нет, нет, — не согласилась она и закрыла лицо руками.
— Почему «нет»? — был мой вопрос. — Я хочу понять…
Она открыла лицо, и оно мне показалось зеленым — оказывается, парковый фонарь, вставший у окна, был зарыт в листву.
— Ты понимаешь… все это вынужденно, — произнесла она. — Он увидел в этом выход из положения. Поставь себя на его место…
Я сделал попытку отойти от окна.
— Прости меня, но я не вижу себя на его месте… Не вижу и никогда не увижу.
— Будь справедлив к нему, — произнесла она. Она встала. Мы молча поднялись к себе.
Разговор в чичеринском кабинете.
Чичерин. Старое правило — хорошая дипломатия не увеличивает числа своих врагов: надо продолжать диалог с Ллойд Джорджем.
Красин. А если он не захочет?
Чичерин. Надо идти на риск и начать этот диалог.
Красин. Вы готовы на этот риск?
Чичерин (не без смятения). Если речь идет обо мне, пожалуй, готов.
Красин. Коли риск, то расчет — без расчета рисковать нет смысла.
Чичерин. Расчет есть.
Красин. Какой?
Чичерин. Узнав, что мы хотим продолжения разговора, Ллойд Джордж решит, что в нашем понимании проблемы возник новый элемент, и на диалог пойдет — расчет тут…
Красин. А на самом деле должен быть этот новый элемент?
Чичерин. Должен быть, разумеется. Иначе нет повода к возобновлению диалога.
Красин. Значит, новый элемент? Какой?
Чичерин (задумавшись). Хорошо, когда есть вопрос к задаче, легче дышится.
Красин. Насколько я понимаю, на менделеевской таблице нашей дипломатии эта клетка пуста? Но в природе этот элемент есть?
Чичерин. Если есть убеждение, что в природе этот элемент имеется, надо искать — будем искать вместе…
Нет, Уркарт не сидит сложа руки, как не сидит сложа руки и Ллойд Джордж, — делегация Антанты сзывает прессу. Мир прессы. Видно, разговор пойдет о Рапалло. Этим определены и его значение и, пожалуй, масштабы: предполагает быть корпус корреспондентов, аккредитованных на конференции, да еще подкрепление из больших итальянских газет. Пятьсот перьев. Такое не возникает стихийно. Не случайно встреча состоится в Сан — Джорджо. Ассоциация сознательна: как бы вторая конференция…
Чичерин просил быть с ним в поездке по городам, лежащим на побережье: издавна эти города были обиталищем гонимых русских. До того, как русские обосновались на Капри, они селились в Санта — Маргерите, Сестри Леванте, Кава–де–Лавания.
Мы снарядили стосильный «ланча» и отправились в дорогу. Не все еще выветрилось из моей памяти; я мог показать Георгию Васильевичу дом, где жил Кропоткин, свести его с семьей, которая помнила Лопатина. Но, видно, наши души не созрели для такого путешествия, всесильная Генуя полонила их. Поэтому, воспользовавшись тем, что день погас, а дорога спустилась в долину, обширное днище которой было выстлано виноградниками, мы покинули наш автомобиль, намереваясь остаток пути одолеть пешком.
— Очевидно, почин к возобновлению диалога с англичанами должен быть сделан нами? — спросил я Чичерина: не было для него дела более насущного, чем это.
Чичерин поднял на меня строгие глаза — казалось, и он думал сейчас об этом: