К тому же лишь достаточно узкий круг знати и состоятельных людей из низших сословий мог позволить себе разнообразный стол. Но и их рацион пытались регламентировать. В 1279 г. французский парламент (судебный орган) даже принял постановление, определявшее число блюд за обедом: суп, два вторых и десерт{31}. Особой утонченностью и роскошью отличались пиры византийской аристократии, на которых, по выражению современника, подавались «холмы хлеба, леса зверей, проливы рыбы и моря вин»{32}. Но будничная еда знати не всегда была похожа на ее званые угощения; праздничные пиры средневековых рыцарей и купцов сменялась постами, когда пища и питье строго контролировались обычаем и церковью.
Некоторым вызовом сложившейся системе норм и ценностей была поэзия вагантов — странствующих клириков, школяров, монахов, воспевавших дружеский круг, любовь и шумное застолье. В самом популярном из вагантских стихотворений — «Исповеди» — безымянный автор, немецкий поэт (архипиит Кельнский), несмотря на требуемое по форме отречение от заблуждений молодости, воспевал вино и пьянство:
Однако эта и подобные ей, порой даже кощунственные «кабацкие песни» вагантов — как и знаменитые стихи их восточного единомышленника, поэта и ученого Омара Хайяма — вовсе не свидетельствуют о поголовном пьянстве их создателей и того круга образованных людей, который они представляли. Конечно, средневековые университеты были далеко не богоугодными заведениями, и уже в XII в. хронисты осуждали парижских школяров за то, что они «пьют без меры»; но слагавшиеся в то время «гимны Бахусу» можно считать не признаком падения нравов, а скорее утверждением нарождавшейся интеллигенции, символом свободного творчества и свободной мысли.
Подлинным рубежом в антиалкогольной истории Европы стал XVI в., когда открытие сравнительно дешевой и легко производимой в любом месте водки наложилось на серьезные социальные сдвиги эпохи Возрождения и Реформации. Постепенной разложение феодальных структур и традиций, рождение новой светской этики и системы ценностей порождали иной тип человека, новый стиль жизни и бытового поведения, гораздо менее ориентировавшимся на прежние сословные нормы.
С другой стороны, с ростом торговых связей исчезала прежняя патриархальная замкнутость. Шестнадцатое столетие стало временем быстрого распространения водки, с которой голландские и немецкие купцы познакомили население стран Северной и Восточной Европы, а затем — своих колониальных владений в Азии, Латинской Америке и Африке. К середине XVII в. только в одном Амстердаме действовало 400 водочных заводов, а в 1718 г. открылась специализированная водочная биржа.
Именно в это время начинается длительная борьба с «водочным чертом» (Schnapsteufel), как стали называть эту социальную проблему. В 1496 г. власти немецкого города Нюрнберга запретили по праздникам свободную продажу спирта. Во Франции в 1536 г. пьяницам грозила тюрьмой, а пойманным в третий раз — отрезание ушей{33}. В Англии в первой половине XVIII в. также не раз принимались законодательные ограничения производства и продажи спиртного. Но все эти и подобные им запретительные меры показали свою полную неэффективность. Доступность производства и потребность в алкоголе легко преодолевали административные запреты, а выгода заставляла торговцев идти навстречу потребителю и, в свою очередь, формировать его вкусы: «Простое опьянение — пенс, мертвецкое — два пенса и солома даром{34}», — гласило объявление на дверях английских «забегаловок» XVIII в.
Колоссальная прибыль от продажи спиртного не могла де интересовать и государство: питейные деньги в различной форме становятся одной из важнейших статей дохода и объектом высокой политики. Знаменитый кардинал Ришелье счел необходимым включить в свое политическое завещание пункт о расширении французской северной торговли, ибо «весь Север безусловно нуждается в вине, уксусе, водке…»
Как же обстояли питейные дела на Востоке Европы на Руси?
Глава 1
РУСИ ЕСТЬ ВЕСЕЛИЕ ПИТИ
Питухов от кабаков не отгонять.
Языческие пиры. Поставленные нами в название главы слова летописная традиция приписывает великому киевскому князю Владимиру I Святославичу (980—1015 гг.). Согласно красочному рассказу о выборе новой веры, «креститель» Руси таким образом категорически отверг ислам по причине запрета на вино и свинину. С тех пор эта фраза нередко служила историческим аргументом в пользу исконности русских питейных традиций. Что же в действительности стояло за словами князя? Как и что пили наши предки?
Наиболее распространенными напитками. с глубокой древности были на Руси квас и пиво (или «ол»). При этом надо иметь в виду, что в источниках того времени название «пиво» употреблялось в значении любого напитка, а квасом называли не только безалкогольное, но и довольно крепкое питье; так что пьяницу вполне могли назвать «квасником»{35}. Прославленный в сказках и былинах «мед ставленый» был напитком не повседневным, а парадным: его приготовление и выдержка растягивались на 10–15 лет, и подавался он в основном на княжеские и боярские столы. Более дешевой разновидностью напитка был «мед вареный» — сильно разведенный водой, сваренный с пивным суслом и заквашенный на дрожжах.
Торговые связи и военные экспедиции в Византию довольно рано познакомили русских с виноградным вином. Знаменитый князь-воин Олег (882–912 гг.) получил в 911 г. в качестве выкупа при осаде Константинополя «золото и паволокы, и овощи, и вина, и всякое узорочье». Вместе с утверждением христианства вино получило распространение на Руси; древнерусский читатель мог даже узнать из переводных греческих сочинений, что «винопьянство» произошло от языческого бога Диониса. Но вплоть до XVIII в. вино оставалось редким и ценным импортным товаром, доступным лишь знатным и богатым людям.
О «хмельных напитках из меда» у славян сообщали арабские авторы X в. — ученый ибн-Рустэ и купец Ибрагим ибн-Якуб. Побывавший в 921 г. на Волге секретарь багдадского халифа Ахмед ибн-Фадлан отметил, что похороны знатного руса сопровождались неумеренными возлияниями его друзей до тех пор, пока мертвый не был сожжен. Вместе с умершим в загробный мир отправилась и одна из его наложниц, которой также дали выпить огромный кубок — своеобразную чашу смерти. Находки в захоронениях ритонов и кубков свидетельствуют именно о подобных ритуальных пирах-«стравах».
Пиры были неотъемлемой частью языческого ритуала. Для них на языческих городищах-капищах строились просторные помещения на 200–250 человек. Совершив жертвоприношение и прочие обряды и вознеся хвалу стоявшим здесь же идолам, собравшиеся общинники начинали совместную трапезу с выпивкой.
Ритуал западных славян-язычников включал в себя ежегодные церемонии наполнения кубка идолу бога Святовита. По этому кубку жрец гадал о будущем урожае, а затем «выливал старый напиток к ногам идола, в возлияние ему; наполнял рог свежим напитком и, почтив идола, как будто он должен был пить прежде жреца, просил торжественными словами счастья себе и стране и людям обогащения и побед. Окончив эту мольбу, он осушал рог одним разом и, наполнив опять, клал в руку идолу»{36}. В древнерусских христианских поучениях против языческих пережитков также говорится о наполнении черпал и питии чаш в честь языческих богов-«бесов»; о том же священники спрашивали и на исповеди: «Молилась бесом или чашу их пила?»