При этом не стоит забывать, что праздники в доме средневекового крестьянина и горожанина во многом зависели от превратностей жизни той эпохи, когда относительная налаженность быта сменялась страшным неурожаем, эпидемией, татарским набегом или не менее разорительным междоусобием. «Резаху люди живые и ядяху, и инии мертвая мяса и трупие обрезающе ядяху, а друзии конину, псину, кошкы… и ини же мох ядяху, сосну, кору липову и лист, кто что замысля; и инии пакы злии человеци почаша добрых людии домы зажигати, кде чюючи рожь…» описывал летописец голодную весну 1231 г. в том же богатом Новгороде{44}.
«Питию время и мера». Судя по дошедшим до нас документам, Древняя Русь не знала массового и тем более индивидуального пьянства. Потребление спиртного было, по большей части, коллективным действом, приуроченным к определенному времени и подчиненным определенному ритуалу. Что же касается организации продажи питий в Древней Руси, то немногие сохранившиеся источники той поры ничего об этом не говорят. И. Г. Прыжов в своей книге о кабаках на Руси полагал, что у славян с древности существовала корчма — постоялый двор и трактир с продажей спиртного. Однако применительно к территории Руси такое заведение впервые упоминается только в грамоте 1359 г. Профессия его содержателя характеризуется в нравоучительных сборника того же столетия как явно предосудительная в таком ряду; с…или блудник, или резоимец, или грабитель, или корчмит»{45}, правда, среди христианских святых известен и Феодот Корчемник.
Утверждавшаяся на Руси в XI–XII вв. православная церковь также стремилась регулировать бытовое поведение людей. Языческие ритуалы при этом постепенно вводились в рамки церковного календаря и ставились под надзор духовных властей. Древние праздничные традиции при этом не отвергались, как не запрещалось и употребление вина. Более того, с принятием христианства Русь должна была увеличить и ввоз необходимого для причастия виноградного вина, так что амфоры-«корчаги» из-под него обнаружены археологами в 60 больших и малых древнерусских городах. Высшее и низшее духовенство нередко принимало участие в празднествах и пирах, чтобы не отрываться от своей паствы и освящать события своим авторитетом. В 1183 г. великий киевский князь Святослав Всеволодович (1176–1194 гг.) устроил по поводу освящения церкви св. Василия пир, на который пригласил главу русской церкви митрополита Никифора «и ины епископы, игумены и весь святительский чин и кияны, и быша весели»{46}.
Новообращенную паству приходилось воспитывать. Уже в одной из древнейших сохранившихся на Руси книг — Изборнике 1076 г., -г помещены краткие высказывания о вреде пьянства, отнимавшего у человека ум, делавшего его не в меру болтливым, доводившего до разорения. Распространившиеся на Руси отечественные и переводные церковные поучения не осуждали употребления вина в принципе, предполагалось лишь соблюдение известной меры. В нравоучительном сборнике Пчела масштаб застолья измерялся по такой шкале: «Когда сядешь на пиру, то первую чашу воспиешь в жажду, вторую в сладость, третью во здравие, четвертую в веселие, пятую в пьянство, шестую в бесовство, а последнюю в горькую смерть». Ссылки на авторитет одного из отцов церкви, святого Василия Великого, утверждали, что «богопрогневательной» является лишь седьмая по счету чаша, после которой человек и се мертв, ни се жив, опух аки болван валяется осквернився». Знаменитый игумен старейшего на Руси Киево-Печерского монастыря святой Феодосий (XI в.) в своих поучениях беспокоился о том, чтобы отучить христиан от пьянства, но не от пития, «ибо иное пьянство злое, а иное питье в меру и в закон, и в приличное время, и во славу Божию»{47}. Так что пьянство без меры и без времени решительно осуждалось.
Церковь прямо не выступала и против народных праздничных обычаев, требуя устранить только наиболее очевидные и грубые языческие черты. «Горе пьющим Рожанице!» — угрожал новгородский архиепископ Нифонт (1165–1186 гг.) тем, кто продолжал праздновать в честь языческих богов{48}. Сто лет спустя митрополит Кирилл (1247–1281 гг.) запрещал «в божественным праздники позоры некаки бесовским творити, с свистанием и с кличем и воплем, созывающе некы скаредные пьяници, и бьющеся дреколеем до самым смерти, и взимающе от убиваемых порты»{49}.
Руководство церкви строго следило за поведением своих подчиненных, ведь именно приходские священники должны были прививать людям нормы христианской нравственности. Вижу бо и слышу, оже до обеда пиете! — грозил подчиненным священникам новгородский архиепископ Илья (1131–1156 гг.), поясняя, что по примеру нерадивых пастырей их прихожане сами пьют «через ночь»{50}. От слов переходили к дисциплинарным взысканиям не только по отношению к рядовым священнослужителям, но и к архиереям: «Аще епископ упиется 10 дней пост», — гласило правило русского митрополита Георгия (1065–1076 гг.).
Другой юридический кодекс, церковный устав Ярослава Мудрого (1019–1054 гг.), предусматривал ответственность епископа и в том случае, если подчиненные ему священнослужители «упиются без времени». Что же касалось мирян, то церковное право стремилось оградить интересы законной жены, которая получала редкую возможность развода (и всего только три года церковного наказания — епитимии), если непутевый муж расхищал ее имущество или платье «порты ее грабити начнет или пропивает».
Отрицательно относились к неумеренному питию и светские власти. Великий киевский князь Владимир Мономах (1113–1125 гг.), выдающийся полководец и государственный деятель, в «Поучении» своим детям писал: «Лжи остерегайтесь, и пьянства, и блуда, от того ведь душа погибает и тело{51}. По нормам «Русской Правды» — сборника законов XI–XII вв. к купца, погубившего в пьянстве чужое имущество, наказывали строже, чем потерявшего его в результате несчастного случая. Такого пьяницу разрешалось даже продать в рабство. Впоследствии эта правовая норма без изменения перешла в Судебники 1497 и 1550 гг. Та же «Русская Правда» делала общину ответственной за убийство, совершенное кем-либо из ее членов в пьяном виде на пиру: в таком случае соседи были обязаны помочь виновному выплатить штраф-«виру». Вотчиннику-боярину запрещалось бить в пьяном виде, т. е. «не смысля», своих зависимых людей «закупов». Подразумевалось, что эту процедуру можно совершать только в трезвом состоянии и «про дело»; хотя сейчас трудно представить, как эти условия могли соблюдаться в повседневной практике средневековой вотчины.
Неодобрительное отношение к нарушениям старинных традиций можно отметить и в фольклоре. В новгородских былинах гибнет противопоставивший себя обществу буйный гуляка Василий Буслаев, звавший своих товарищей
терпит поражение и другой герой, Садко, который на пиру
«Питейная» ситуация на Руси, принципиально не изменилась и в более позднее время. В немногих сохранившихся источниках XIII–XV вв. упоминаются те же напитки, что и раньше: мед, пиво и вино, квас. Так же устраивались княжеские пиры и народные братчины. В новгородских владениях традиционная варка пива была и крестьянской повинностью: как следует из берестяной грамоты первой половины XIV в., некая Федосья обязана была «варити перевары» для землевладельца{53}.