Искусство второй половины XIX века
История самозванства в России — тема, которая постоянно волновала воображение русских художников. Флавицкого привлекла судьба печально известной самозванки, оставшейся в истории под именем Елизаветы Таракановой, хотя сама она так себя никогда не называла. Истинное происхождение авантюристки так и осталось невыясненным. Мнимая дочь Елизаветы появилась на исторической сцене в тот период, когда Россия была охвачена пугачевским бунтом и Екатерина не без основания опасалась за неприкосновенность своей власти.
В мае 1775 Алексей Орлов по поручению императрицы обманом заманил самозванку на русский корабль, арестовал ее и отвез в Петербург. Здесь она была заключена в Петропавловскую крепость и через несколько месяцев, в декабре 1775, умерла от чахотки. Такова историческая правда о княжне Таракановой. Но в народной молве сложилась легенда о ее гибели во время знаменитого петербургского наводнения 1777, когда действительно были затоплены тюремные камеры Петропавловской крепости и погибли узники, которых не успели или не захотели спасти.
Флавицкий воспользовался этой легендой для усиления драматического эффекта задуманного сюжета. Художник построил свою картину на сильных контрастах — между блистательным прошлым его героини и ее жалким настоящим, между былой роскошью, остатком которой является пышный наряд княжны Таракановой, и страшной обстановкой тюремной камеры, между цветущей, полной жизни юной красотой и неотвратимой бесславной гибелью, которая ее ожидает. Эти контрасты подчеркнуты и в живописном решении картины с ее эффектной игрой светотени, мрачным, тускло-коричневым колоритом, где ярким пятном выделяется светлое платье княжны. Художник воплотил свою тему с захватывающим трагизмом, однако Александр II повелел отметить, что ее сюжет «заимствован из романа, не имеющего никакой исторической истины».
Обращение к сюжетам Священной истории в контексте современной проблематики получило большое распространение у художников и писателей во второй половине XIX столетия. Евангельские темы и образы служили формой выражения идей добра и справедливости. Личность Христа понималась как олицетворение «идеального человека», жизненный путь прогрессивно настроенного индивида строился как отражение его земного пути. Крамской писал: «Есть один момент в жизни каждого человека, мало-мальски созданного по образу и подобию Божию, когда на него находит раздумье — взять ли за Господа Бога рубль или не уступать ни шагу злу».
Образ Иисуса в картине выражает состояние готовности принять на себя искупительную жертву за страдания и грехи человечества, сознание тяжести этого бремени и решимость следовать начертанному пути. Монументальная фигура Иисуса вырисовывается на фоне предрассветного неба. Линия горизонта делит холст на две части: холодную каменную пустыню — с одной стороны, и небо — мир света и надежды, символ будущего преображения — с другой. Ровно в середине холста, на границе этих двух миров, изображены сомкнутые кисти рук Христа, которые вместе с его лицом представляют зрительный и смысловой центры картины. Здесь сконцентрирована зона наибольшего «напряжения» в момент приятия Спасителем уготованной ему судьбы.
Философское начало в картине выходит на первый план благодаря композиционному решению: очевидно сходство позы Христа на полотне Крамского с позой Ф. М. Достоевского — «властителя дум» на известном портрете В. Г. Перова. Вечные, общечеловеческие проблемы, противостояние добра и зла были центральными темами в творчестве художника и писателя.
Произведение «Христос в пустыне» произвело на публику неизгладимое впечатление. Академия художеств даже хотела присудить Крамскому звание академика, но верный своим принципам не иметь ничего общего с официальным искусством художник отказался. Картина была также представлена на Второй выставке Товарищества передвижных художественных выставок, одним из основателей которого являлся Крамской. Полотно многие хотели приобрести, но досталась оно в конечном итоге П. Третьякову за шесть тысяч рублей (коллекционер даже не торговался с художником и сразу купил его за названную им сумму). Третьяков не раз говорил, что «Христос в пустыне» — одна из его самых любимых картин.